Сергей Тымнэтыкай - Московский автономный округ. Город Менск

— Хочешь ещё? — спросила Хрысьця.

— Так, — сказала Вынтэнэ по-литвински.

Хрысьця подвинула кресло поближе и коснулась пальцами её руки — словно чтобы поддержать бокал. Свободной рукой плеснула новую порцию піва.

— Пей…

Вынтэнэ поднесла бокал к губам. Хрысьця не отпускала. Они сидели теперь совсем рядом, колени касались. Анадырка сделала несколько глотков.

«Почему бы нет?» — пьяно подумала она и наклонилась вперёд. Литвинка поцеловала её в губы…

Мужчины оделись, взяли піва и вышли на балкон. Опершись на перила, смотрели на огни ночного Менска.

— Ты раўнуеш? — нарушил тишину Вінцук.

Уладзь вздохнул.

— Не, насамрэч, — сказал он наконец. — Галоўнае, каб ёй было добра.

— Сапраўды? — спросил друг. — Я ж бачу, што ты незадаволены.

— Мне не падабаецца, як Хрысьця гэта робіць. Неяк занадта нахабна і проста. І потым, гэтая ідэя зь півам. Яна ж ведае, што чукчы нязвыклыя да алкаголю. Гэта ўжо…

— Піва купіў я, — перебил Вінцук . — Я і ня думаў, што яно будзе выкарастанае для збавеньня. І потым, Вынтэнэ трэ’ адкрыцца. Яна яшчэ баіцца сваіх пачуцьцяў і жаданьняў. Менавіта так думае Хрысьця. Таму і дзейнічае напрамую. Ты ж ведаеш, зазвычай яна не такая…

Уладзь глотнул піва.

— А сам ты не раўнуеш? — спросил он.

— Да жанчынаў? Не… Гэта нібы іншы сьвет. Дый наогул, пакуль яна любіць мяне…

Он замолчал.

— Што ж, наогул ніколі не раўнуеш? — не отставал Уладзь.

— Зрэдку… Але ведаеш, усё радзей. Звыкся…

Вінцук заглянул в балконную дверь. Девушки, лежали на ковре и целовались. Он отвернулся.

— Піва яшчэ засталося? — спросил он.

Уладзь показал на полупустой ящик:

— Па дзьве пляшкі на кожнага.

Редакция газеты «Новое Чукотское Слово» обосновалась здесь ещё в 1922 году. Тогда, после Великой Чукотской Революции в Литву хлынул поток беженцев. Первым делом они основали свою газету. С тех пор многие ассимилировались. Иные вернулись на Чукотку. Третьи подались дальше на запад, север или юг. Но ядро общины осталось и вело активную общественную жизнь… в своём кругу.

Вынтэнэ тут встретили радушно. Секретарша по имени Рытыр сразу же повела к Гэмалькоту, главному редактору, а сама пошла заваривать чай.

— А, новоприбывшая! — обрадовался старенький редактор. — А откуда будешь-то?

— Из Анадыря, — ответила Вынтэнэ.

— Неужто из самого Анадыря златоярангового?! Вот и мой батюшка оттуда родом! А матушка уж южнее родилась, за Амуром.

— В Маньчжурии? — уточнила Вынтэнэ.

— Нет такой страны «Маньчжурия»! — отрезал старик. — Есть Малая Чукотка.

— Но они ведь от нас отделились, — начала Вынтэнэ. — По Амуру теперь граница проходит.

Редактор чуть не затрясся от возмущения. «Ещё удар его хватит», — испугалась Вынтэнэ и больше уже не спорила.

— Есть Единая и Неделимая Чукотка, от Анадыря, до самой до Москвы. А все эти сепаратистишки по живому себя отрезают…

— Вы такой патриот, — Вынтэнэ старалась скрыть иронию.

— А как иначе-то! — воскликнул Гэмалькот. — Наша матушка Чукотка всему свету голова!

Он хлопнул ладонью по столу.

— Нет другого такого духовного народа, как чукчи! Эти вот литвины или там поляки верят в одного только Христа. А у нас духов-то сколько! Да наш чукотский мужик и оленей не пасёт, пока духам жертву не принесёт! Вот она, чукотская духовность-то!

«И давно вы видели чукотского мужика?» — подумала Вынтэнэ. Вопрос, впрочем, риторический — редактор никогда в жизни не бывал на Чукотке. Он родился и вырос в Менске. Про далёкую родину слышал от родителей да в субботней чукотской школе. Школа действовала при чукотском же святилище, а учил в ней сам шаман…

Редактор грезил о старой, дореволюционной Чукотке, а настоящая, современная его не интересовала.

— Да если бы не чукчи, — продолжал Гэмалькот, — то и Литвы бы не было! Да и Киевской Руси тоже!

— Ну это уж чересчур! — не выдержала Вынтэнэ. — Что же они, по-Вашему, на деревьях бы без нас сидели?!

— Я этого не говорил. Не спорю, цивилизация у них была и до нас. Да только защитил их чукотский солдатушка!

— Когда же?!

— В далёком 1645.

— От кого??

— Да от Москвы твоей любимой! А как подумать, то и от Польши.

Вынтэнэ не поняла. Редактор глубоко вздохнул.

— Ты, ясна девица, я вижу, наивна…

«Кто бы говорил про наивность!» — подумала журналистка.

— Думаешь, что туземцы — «добрые дикари». Для тебя что литвины, что московиты, что поляки с украинцами — всё дети природы. Смотришь на них свысока…

— С чего Вы взяли?..

— Знаю я вас, толерантных! Чукчи — «жестокие колонизаторы», а аборигены — «ангелы». Они для тебя как дети. Ты их… жалеешь, так сказать.

— Ну, может так… — согласилась Вынтэнэ.

— А не следовало бы. Они, барышня, ничуть не хуже нас. Но и не лучше, поверь! Те же московиты захватили Волжскую Булгарию. И Сибирь захватили. И знаешь как обходились с аборигенами? Лучше того и не знать-то!

— Это они по наивности… — начала Вынтэнэ. — Примитивный народ. А вот мы, чукчи, должны были быть выше, гуманнее. Бремя цивилизованного человека…

Она осеклась.

— Вот это и называют расизмом, — констатировал старик.

Он встал и, прихрамывая, прошёлся по комнате. Открыл старомодный книжный шкаф и что-то там долго искал.

— Вот, смотри! — Гэмалькот положил на стол толстую книгу и раскрыл на середине. — Это карта Центральной Европы в 1641 году. Тут Литва, а вот тут — Московия. А здесь вот Польша…

Карта и правда была интересная. Московия занимала огромные пространства, включая часть Литвы — например, город Псков. Восточная Украина называлась «Диким Полем». А Карелия и вовсе не была королевством.

— А почему Литва и Польша закрашены одним цветом? — спросила Вынтэнэ.

— А-а-а! В этом-то всё и дело. В XVI веке Польша объединилась с Литвой — и стали они называться «Рэч Паспалітая», по-нашему — «Республика».

— Я этого не знала, — призналась Вынтэнэ.

— А надо бы. Чтоб не злословить почём зря чукчей-то… Объединились-то они, да вот незадача! В Польше христиане католического толка, а в Литве да на Руси — православного…

— А какая между ними разница?

— Не суть важно. Ты, главное, вот что усвой: решили поляки литвинов да русинов в свою веру обратить, а там и вовсе ассимилировать. А как охотников было мало, давай православных дискриминировать! Аристократия — та поддалась, католиками стала. И на язык польский перешла. А народ тому противился. На Руси начались волнения — например, мятеж Наливайко. Власти их подавляли.

— Интересно… — Вынтэнэ поняла, что совсем не знает историю этого края.