Евгений Южин - Излом

Надо было подумать. Если мои ощущения — это взаимодействие тени источника и моего мозга, то как же я могу отклонять их? Предположим, в мозгу неосознанно, в ответ на мои усилия, происходит перестройка нейронов и чувствительный участок, вместо того, чтобы пропускать поток через себя, отражает его. Вообще, любое твердое тело взаимодействует с излучениями трояко — оно либо пропускает конкретное излучение через себя, не замечая его, либо поглощает это излучение и, скорее всего, тут же переизлучает обратно на других частотах, либо отражает — что на самом деле означает поглощение с мгновенным переизлучением на той-же частоте. В реальности, обычно, имеют место все процессы одновременно, только в разных пропорциях. Если это так, и ткани моего мозга могут менять взаимодействие с потоком, то я бы хотел научится отражать поток, поглощать его, пропускать через себя не взаимодействуя с ним, и, наконец, переизлучать то, что я поглотил. Любое поглощение — это передача энергии. А значит, когда я ощущаю поток, то какой-то участок мозга поглощает энергию, которую я воспринимаю, как ощущения. Когда я отклоняю ласковые веточки прикосновения, я заставляю нейроны сбрасывать энергию. Вряд ли этот процесс происходит на физиологическом уровне, просто биологическое состояние нервных клеток как-то коррелирует с неизвестными мне факторами взаимодействия материи с потоком от источника.

Первое, чему мне удалось уверенно научиться, это отражение тени потока. Я добился того, что ощущал, как тени скользят мимо, изгибаясь и отклоняясь при встрече с моей головой. Думаю, что именно эта, тогда еще неосознанная способность, спасла меня от смерти, при атаке яхты. Если бы не она, то самолет с моим телом и телом Виутиха, вероятно, так и парил бы в воздухе, пока не утонул бы во время шторма или не разбился врезавшись во что-нибудь на берегу.

Если я хотел освоить что-то новое, то мне следовало попытаться поглотить тень, ее энергию, и сбросить накопленное с задержкой. Для этого я постарался не препятствовать теням скользить по мне и, более того, усилить ощущение от этого, как можно более. Я рассуждал, что если избыток энергии в клетках вызывает ощущения, то их усиление, может соответствовать увеличению поглощенной энергии.

Поглотить энергию оказалось проще простого. Не умереть при этом оказалось гораздо более трудной задачей. Когда скелле с яхты атаковала наш самолет, то я ощутил это, как жесткие острые отростки пробивавшиеся в мою голову. Защищаясь, я просто отклонил их, а мог бы и не делать этого — поглотить поток, и теперь бы лежал где-нибудь на дне океана с хорошо прожаренным головным мозгом. Я стал учиться разделять физиологию и то неведомое, что скрывалось за физикой взаимодействия материи и потока от источника. Позволяя ощущениям беспрепятственно миновать мою голову, я сконцентрировался на ощущениях иного рода — я искал отличия, что, кроме интенсивности меняется, когда я не сопротивляюсь теням?

Солнце сдвинулось, зайчики ускакали в сторону реки, тень под кронами сгустилась и налилась духотой — как бы к вечеру не было ливня опять. Давал знать о себе желудок, я был на грани того, чтобы прервать свои занятия, когда неожиданно понял, что отличало мои ощущения — это было тепло. Тепло, которое я чувствовал, как разгорающуюся жару идущую изнутри всего тела. Изначально я концентрировался на том, что ощущало лицо — на прикосновениях веточек теней, и потому не сразу понял, что накапливающийся жар я чувствую всем телом. Просто, в какой-то момент он стал настолько выраженным, что его уже невозможно было спутать с духотой тропического дня. Я опустил трость, но жар уходил очень медленно. Мне казалось, что воздух вокруг меня колебался горячими струями, хотя, скорее всего, это были лишь игры обманутого воображения. Ощущения немного пугали и я, как раньше, когда неосознанно раздвигал веточки, также неосознанно стряхнул пугающее тепло на участок перед собой. Стряхнул, как пес стряхивает воду со шкуры — неосознанным конвульсивным движением, как если бы пытался сорвать и скинуть на ломкие колючки жгучее одеяло, душившее меня.

Полыхнуло пороховой вспышкой, разметав в стороны тлеющие закорючки, я отскочил назад с трудом удержавшись на ногах. Прямо посреди очищенного от мусора, подметенного участка почвы, затухало багровеющее пятно нестерпимого жара, вокруг дымилась вонючим дымом лесная подстилка, к счастью, оказавшаяся весьма огнестойкой.

Ощущение победы, прорыва и одновременно усталости и изможденности, перемежались странной дрожью взбудораженного организма — меня то бросало в холод, то я покрывался липким холодным потом. Отбросив трость в сторону, я нетвердой походкой заковылял в сторону реки. Нестерпимое желание окунуться в чистую воду переполнило меня. Надо было прийти в себя и переосмыслить неожиданный успех — так, выиграв в лотерею желанный, но казавшийся недостижимым миллион, игрок, ищет убежища, чтобы понять, что теперь делать с внезапно навалившимся богатством, чтобы обвыкнуться в новой реальности.

Вода реки была божественна — сохранившая благодаря быстрому течению остатки горного холода, кристально чистая струя скачущая среди разноцветных галек, быстро привела меня в чувство. Стуча зубами я забрался на раскаленный бок спящего каменного гиганта и растянулся под жарким солнцем. Прикрыв глаза рукой от слепящего света, я думал о том, что мне надо проверить и чему научиться за три дня до того, как я займусь операцией по продаже трофейной пастилы. Если для меня необходима тень от источника, чтобы набрать энергию для последующего сброса, то при наличии рядом скелле это становилось ненужным — скелле сами предоставляли мне любое количество энергии, просто оставаясь рядом. Страшно, даже представить, сколько они могли мне дать, атакуя меня. Если я научусь уверенно пользоваться этим даром, то мой давний и самый главный страх — страх скелле, навсегда покинет меня. Уже сейчас, я чувствовал, как он испуганно спрятался, внимательно следя за моими экспериментами. Лежа на горячем камне, я отчетливо осознал, что готов на что угодно, чтобы избавиться от него навсегда. Я больше никогда не позволю скелле пытать меня!

Три дня пролетели, как тропический ливень. Шум, грохот, молнии — кажется, что этот ужас никогда не кончится, и, вот, блестят под солнцем умытые камни пляжа, сохнет песок, сбросивший изрядную долю соли, на столе стоит недопитый чай, который ты приготовил, чтобы скоротать время непогоды. Заново родившаяся, умытая и почищенная вселенная манит тебя.

Самому себе я напоминал какого-то монаха затворника из китайского кино, который скрывшись от суеты большого мира, познает тайны искусства. Но тайны искусства не кормят. И, вот, затворник, нацепив лучшее, что у него есть, идет в ближайший город, купить, как вариант — украсть или попросить, еды. Большой мир настигает его, хватает своими жадными лапами и торопится сломать и сожрать, утоляя ненасытную утробу. Искусство — вот, единственное, что, если не считать воли человека, может противопоставить монстру отшельник. В кино.