Василий Панфилов - Отрочество

Не желая разводить огонь во время бури, я поспешил раздать пледы.

– Без церемоний, – повторяю ещё раз, специально для Жаботинского, с которым едва знаком, – все сладости через тётю Песю закупались, так што наверное кошерное. Более или менее. Мы пили чай и говорили о пустяках, глядя на разбушевавшуюся непогоду.

Чуть погодя Вольф оттаял, и начал интересно рассказывать о Швейцарии и Италии, где он подвизается корреспондентом «Одесского листка», сотрудничая так же с «Одесскими новостями» и рядом других изданий. Рассказчик он отличный, информацию подаёт ярко, выпукло и чаще всего ёмко.

Он старше нас всех, но не особо задаётся. Командные нотки проскакивают, но скорее рефлекторно, без попыток игры в вожака стаи.

Коля постоянно перебивает его, и в один момент Вольф не выдерживает, затыкая его выпечкой. И смеётся! Оттаял, значица, совсем другой человек стал.

– Вот так вшегда, – вкусно прочавкал Коля, – шлова не даёт шкашать!

– Шкашать! – передразнил его Жаботинский, став вдруг из серьёзного корреспондента молодым совсем парнем, озорным и весёлым, – Прожуй сперва, сказитель!

– С детского сада знакомы, – прожевав, и тут же потянувшись за новой булочкой, пожаловался Коля, – и поверишь ли, тогда уже тираном был! Самым старшим в нашей группе был, и с тех пор и привык командовать.

– Никак греческий? – перескочил он с темы, заметив учебник новогреческого с закладками, – Учишь?

– Угу, – и хвастаюсь, – ещё и турецкий! Вцепился бульдогом, по четыре часа в день занимаюсь.

– Не слишком? – Коля не из первых учеников, и его такое рвение немножечко пугает.

– А как ещё? Либо несколько лет без особо толка, либо почти што полное погружение, и месяца через три ты уже начинаешь говорить. Пусть на уровне «моя твоя», но и то. Газеты читаю, ну и с носителями языка. А куда деваться? Мне ж Синод дорогу к знаниям перекрыл, а со знанием языков не репортёром или учителем, так хоть в конторке припортовой пристроиться можно.

Коля, которому и была адресована эта подача [42] Чуковский был отчислен из 5-го класса гимназии. По его утверждению (которое никто не оспорил) из-за низкого происхождения – он был незаконнорожденным, не имея в тот период даже официального отчества, в документах стоял прочерк. , хмыкнул задумчиво, но отвечать не стал. Буря прошла, как и не было, на небо выкатилось умытое холодной водой яркое солнце, а по улицам Молдаванки потекли ручьи грязной воды. Вездесущая детвора, воображая себя путешественниками и отважными моряками, с незамутнённым энтузиазмом детства принялась осваивать водные просторы, пуская самодельные кораблики.

Выбравшись с Молдаванки, троица друзей закатала штанины обратно. Жаботинский вскоре окликнул извозчика, покинув компанию.

Корнейчук и Житков, никуда не торопящиеся, побрели неторопливо по умытым одесским улочкам.

– Знаешь, – сказал Борис, повернувшись к другу, – я сегодня впервые позавидовал. Мальчишка ещё совсем…

Коля не отозвался, только вздохнув в ответ.

– Знаешь, – сказал наконец он после долгого молчания, – я думаю, что некоторым просто дано. От Бога, или от природы, уж не знаю. А есть… просто.

– Хочется думать, – незамедлительно ответил Житков, – что мы – не просто.

– Хочется, – эхом отозвался Корнейчук, – и знаешь? Давай не будем просто!

Крепкое рукопожатие скрепило договор, и почти тут же Николай заулыбался.

– Я вот представил, что лет через сколько-то кто-нибудь скажет о нас – завидую я им! Столько успели! Представляешь?

– Не очень, – честно признался Борис, улыбаясь во весь рот.

– Вот и я – не очень! – засмеялся друг, – Но ведь даже великие делали когда-то первые шаги!

– Пошли, – развеселившийся Борис пихнул его в плечо, – великий!

Вылетев за ворота Училища стайкой воробьёв, мальчишки постояли недолго вместе, почирикали, да и фр-р! Упорхнули. Разлетелись по сторонам.

Воротившись домой, Санька помылся, поел, но мыслями всё время возвращался к произошедшему. Показалось? Или как тогда, в Одессе?

Решительно открыв альбом, он карандашом начал набрасывать лицо преследователя.

«– Может быть преследователя» – поправил он себя мысленно, – «а может просто, паранойя» Анфас, профиль левый, правый… Шаржировано подчеркнуть какую-либо особенность внешности или поведения.

Одного, потом второго, третьего. Одни и те же люди. В определённое время, в определённых местах. Меняются иногда, меняется одежда. Так? Не так? Посмотрим…

Неделю спустя Санька твёрдо уверился – не показалось. Намётанный художницкий глаз видит многое, да и кое-какие уроки опекуна оказались к месту. Не то штобы он сильно интересовался сыщицкими темами, но нахватался. А как не нахвататься, с таким-то окружением?!

Альбом заполняется потихонечку, портреты топтунов в маскировке и без. Профиль. Анфас. Под каждым – замеченные привычки, какие-то особенности. Где чаще всего меняются, где ково заприметил.

Тревожить опекуна лишний раз Саньке не хотелось, у тово сейчас своих проблем – во! По самое горлышко!

– Я на Хитровку, – предупредил он Марию Ивановну, – этюды рисовать.

В восторг женщина не пришла, но привыкла уже к своему беспокойному семейству.

– Осторожней, – тихо попросила она мальчика, застёгивая верхнюю пуговицу специального «Хитровского» пальто, – погоди!

Обсыпав его щедро персидской ромашкой, отпустила наконец.

На улице Санька не вертел особо головой, но держался настороже. Крутанувшись вокруг да около площади, высмотрел знакомое лицо, и к нему.

– Здоров, Котяра!

– Даров! – обрадовался уголовник, жамкая руку, – Сам как? Как Егор?

– Сам прекрасно, Егор скоро прибудет, – отрапортовал Санька.

– Дела пытаешь, аль от дела лытаешь [43] Бездельничаешь или по делу? ?

– Этюда рисовать, – беззаботно отозвался Санька, не отрывая глаз от Котяры. Заулыбавшись ответно, уголовник хлопнул его по плечу, но глаза остались колючими, булавошными.

– Ну, пойдём! Покажу натуру!

… – эти, значит, – посерьёзневший Котяра пролистнул альбом без лишних глаз, – не… не встречал. Не наши. Сильно не наши. Могут быть гастролёры, но што-то я сильно сумлеваюсь. Говоришь, прям-таки сливаются с толпой?

– Ага! Если б не глаз пристрелянный, то хрена с два заметишь!

– Тэк-с… – уголовник присел на корточки, – да ты делай, делай свои этюды! Вроде как я прям така натура, што натурней некуда!

– Сливаются, говоришь, – повторил он, – этак-то либо москвичи могут, да притом не всякие. Одессу могём исключить. Интересы одесские, они могут сколько угодно, но не одесситы, ручаться могу. Совсем другой народец там, ну да не тебе рассказывать!

– Два варианта, – Котяра для наглядности растопырил пальцы, и тут же начал сворачивать самокрутку, – Первое – варнаки из староверов. Есть и такие, не пучь глаза! Не то што годами, а поколениями работать могут, а с Хитровскими только краешком пересекаться. Шито-крыто! Кому надо, те знают, а кому не надо, те в могиле… н-да.