Василий Панфилов - Отрочество

Ничегошеньки не понятно! Редкие знакомые слова из греческого и болгарского ничего не дают. Но дружелюбно!

Вытащив мешок, он взбил его, отчего полезла мыльная пена, и жестом показал мне лечь. Не без опаски…

… и до чего же здорово! Как там у Пушкина? А, не важно…

Растёкшись по всей лежанке, я воссоединился с миром. Бесконечные минуты блаженства, и вот банщик вылил на меня несколько тазиков воды, после чего помог встать.

– Как? – опасливо поинтересовался Мишка.

– Во! – показываю повёрнутый вверх большой палец.

… – ничуть не лучше русской бани! – сказал Мишка уже дома у Бляйшманов.

– Но и не хуже, – лениво ответил Санька, валяющийся на ковре.

– Не хуже, – неожиданно согласился Пономарёнок, – совсем не хуже.

– Никаких забот, никаких думок о деньгах, – в голосе Мишки раздумчивость, – жить так постоянно, это и деградировать можно, а чутка – самое оно! Будет што вспомнить.

– Ага, – в голове у меня завертелись мысли, собираясь вкучки, – а ведь и да!

– Чево?

– Идея, – встав, берусь за блокнот, – и кажется, вполне себе…

… годится.

Дядя Фима, по уже узнанному обыкновению, после обеда немножечко дремет, потом работает в кабинете с документами и сладостями.

– Туки тук! – суюсь в дверь по подхваченной от хозяина дома манере, – Мине можно, или таки пойти погулять?

– Шломо! – настроение у него хорошее, распаренное после бани, – Заходи! Я таки надеюсь, шо здеся, вдалеке от Синода и ревнителей, я могу называть тибе милым моему еврейскому сердцу именем?

– Да ради Бога!

Бляйшман хохочет, грозя толстым пальцем. Один-один!

– Есть идея, – по-свойски усаживаюсь в кресло напротив, – которая может принести много-много денег, но сильно не уверен, шо именно и только вам с нами.

– Та-ак… – дядя Фима моментально подобрался.

– Выкладки… – передаю блокнот, – здесь. Сейчас вкратце расскажу, потом читаете, потом будут вопросы и ответы.

– Всё... – делаю паузу, – включено. Курорт или круизный лайнер, и нужно только купить путёвку или билет. И всё! Еда, проживание…

– Пансионат, – перебил он меня, – банальный пансионат!

– … развлечения, – продолжаю я, – и всё, што только можно выдумать. В ту же цену!

– Ага, – Бляйшман откинулся назад, – ага… Я таки понял, шо ты рассчитываешь на людей, которые на отдыхе не любят думать не только о деньгах, но и вообще?

– Да! Но не только. Ваш интерес ещё и в опте! Вы – ценный оптовый покупатель! Сто билетов в театр, а? Дадут скидку? А можно нанять музыкантов, артистов и прочих клоунов для увеселения почтеннейшей публики. Прямо в пансионате!

– Ага, ага… – он дёрнул себя за мочку левого уха и прикрыл глаза на мгновение, – в таком разе даже самый придирчивый отдыхающий, сев с карандашом и бумагой, сможет подсчитать, шо по твоей системе…

– Всё включено!

– … всё включено, ему будет дешевле, – и острый взгляд пусть и заплывших, но умных глаз, – Та-к…

Бляйшман задумался надолго, прикрыв глаза.

– Получается… гм! Да, получается! Только надо не пансионат, а скорее – комплекс! Большой, иначе и выгоды никакой.

– Потому-то я и к вам.

– Угу… давай-ка почитаю, а потом и поговорим.

Он углубился в бумаги, то и дело возвращаясь назад и прикрывая глаза.

– Знаешь, – отложив бумаги, он подёргал себя за мочку, – такое интересное получается, шо я даже и не знаю! Денег у мине немножечко есть, и до взгляда на твоих бумаг я мог бы с маленькой такой гордостью сказать о множечко немножечко! Но тут надо грандиозно и всеохватно, потому как конкуренция. Гм… Знаешь, я поговорю таки с умными людьми сильно повыше мине, и по итогам…

– Ничево не могу обещать! – он развёл руками, – Вообще! Тут такие деньги намечаются, шо даже и мине могут только по щёчке потрепать, да и велят отойти в сторонку. А может, и в компаньоны, да… сильно младшие. И не скоро. Сильно!

Стоя перед зеркалом Эсфирь меланхолично поглаживала ссадину, почти скрытую волосами.

– Заживёт! – обняла её мать, подойдя сзади, – Будешь ты таки снова красавица из раскрасавиц!

– Заживёт, – согласилась девочка невесело.

– Шо такое, золотце? – всполошилась Песса Израилевна.

– Да… в бане. Думала, среди своих, а там… взгляды! И шепотки осуждающие, только што пальцами не тыкали. Блудница! С посторонними мужчинами, как же…

– Золотце! Это мы просто попали так неудачно, в один день с ортодоксами! – всплеснула мать руками, – Просто не повезло!

– Да, – согласилась Фира, – просто не повезло. Просто не повезло…

– … просто, – прошептала она одними губами, поглаживая ссадину, – я начала немножечко понимать тех, кто не любит нас…

Момчил за моей спиной сопит угрюмо, но помалкивает, помня взбучку от Бляйшмана. Он — прислуга, пусть даже и немножечко гайдук, а я — компаньон его хозяина. Потому не мне подстраиваться под болгарина, а ему – под меня.

Взбучку он получил ещё тогда, после похода в баню, притом не после моей ябеды, соседи доложили. Стоглазые. Получил от Бляйшмана, а обиделся на меня!

Известный типаж. На хозяина не обижается даже и в мыслях. Рост, сила богатырская, шрам сабельный через всю рожу, а — слаб.

Много таких. Вроде и взглянешь на иного, медалями увешан, герой. Ан нет!

В морду со всем восторгом принимает — главное, штоб его благородие ручки самолично трудил. Ну или степенство. Как это сочетается со шрамом…

… мне не понять. А местные, так и не задумываются. Кастовость! Сословная, или там денежная, не суть. И держатся! Сами на себя кандалы нацепили, так ещё и придерживают, штоб не сорвали! Гордятся.

Не могут сами, никак не могут. Я твёрдо знаю, што «право имею [39] Достоевский «Преступление и наказание». », и надо мной только Бог.

А большинство принимают правила игры. Сами себя ограничивают прослойками. Старосты да мастера при заводах, благородия да чиновники из канцелярии губернатора. Проще им так. Спокойней.

Ух, как дядя Фима ево тогда! Чистый василиск! Даром што колобок волосатый, и ниже чуть не на две головы, а ажно нависнуть ухитрился над болгарином. И шипение!

Вот в такие моменты и ясно становится, кто до конца жизни во фрунт тянуться будет, несмотря на всю героичность, а кто – повыше влезет. Дух!

В рубке сабельной Момчил может быть и да, особенно если после муштры и в форме, по персту благородия, а так штобы сам… да ни в жисть! За нево думать надо. И решать.

Теперь вот – сопит за плечом угрюмо, молчит обиженно. Но служит! По уставу, а не хотению. Шатается за нами куда ни пойдём. Тенью!

Давит меня немножечко ево обидка, но ничево, держусь. А куда деваться-то?

– О нэ кадар [40] Сколько это стоит? ? – интересуюсь у торгаша, и на ломаном русско-турецко-греческом начинаю диалог. Удовольствия — море! Редко покупаю што-то, всё больше так — языками зацепиться. Практика, значица. Ну и сценки! С десяток уже черновиков для статей накропал, и ещё чуть не полсотни вовсе уж набросков. Потому как колорит!