Василий Панфилов - Отрочество

Вторую неделю уже так, торговцы даже узнают. Издали! Руками машут, чаем угощают. Им тоже интересно — кто я, откуда, да прочее. Нормальные в общем люди. Добрые. Улыбаются искренне, рады мне. И не врут ведь! Я такое чувствую.

Правда, не очень понимаю как эти добрые люди христиан на Балканах или в Армении притесняют, иногда вовсе уж кроваво. Да и не только христиан, они и своих же единоверцев могут ни разу не добрее.

Может, у них переключатель стоит? Добрые… щёлк, и толпа озверелая. Ну ли просто – разные. Одни – на полях работают да в мастерских, на рынках торгуют. А которые недобрые – отдельно. В загонах. Ну или в казармах, не знаю. Странно.

На выходе замечаю полицейских, задерживающих какого-то бедолагу. Не моё…

Постоянно кланяющийся оборванец выпрямляется на миг, и я вижу знакомое лицо из окружении я Косты…

… дело…

Несколько шагов, каждый из которых короче другово, выдох… Решительно разворачиваюсь к служителям порядка, и с самой широкой улыбкой:

— Ий,и гюньл,ер [41] Добрый день. , уважаемые…

Вижу нахмуренные лица немолодых стражей порядка в потёртых мундирах, которые, похоже, не имеют столь выдающихся лингвистических способностей, как местные торговцы. Умоляющий взгляд на одного из них, пожилого улыбчивого Юсуфа…

… дальше разговор идёт с его помощью.

-- Стукнутый… – выразительно стучу себе по голове, показывая на грека. Юсуф улыбается, несколько быстрых слов, но полицейские не в настроении.

– Обычно… – с трудом подбирая слова, – весной или осенью… ку-ку!

Юсуф смеётся, быстрые фразы, от которых на лицах полицейских появляются улыбки.

– Ты ево… знать? – спрашивает торговец.

– Нет-нет! – мотаю головой решительно, – Видеть! Как…

Выразительно обвожу рукой рынок.

… – ты, – кланяюсь Юсуфу слегка, – Омар…

С большим трудом удаётся втолковать, што грека я знаю издали, и исключительно как одессково дурачка. Не сумасшедшего, а так… временами. Находит!

Семьдесят рублей спустя полицейские соглашаются, што помощь блаженным угодна Аллаху, а отданные серебряные часы укрепляют это убеждение. Точно блаженный, а никак не подозрительный тип! Просто несчастный дурачок, будь благословенны его несчастные родители!

– Благодарю, почтенные, – кланяюсь полицейским.

С Юсуфом расстаёмся мы чуть ли не друзьями. Вот ведь, а? Ажно неловко стало от собственново вранья!

– Пошли, – тяну грека за рукав.

– Я… – он начинает сверкать глазами и выразительно играть лицом.

– Ты несчастный дурачок, – говорю с нажимом, потому как чувствую, што этот борец за свободу и всё хорошее, может брякнуть што-нибудь сильно возвышенное и не к месту, – и будешь таковым до возвращения в Одессу! Завтра отплываешь вместе с нами.

– Врёшь!? – чутка обернувшись на крик, Мишка сверил приятеля взглядом, но увидел в глазах не желание оскорбить, а широкую распахнутость и восторг от интересной скаски, – Вот так штобы просто – билеты на пароходик, шлёп-шлёп колёсами евойными по волнам моря-окияна, и в Царьград?!

Хмыкнув чуть снисходительно, Пономарёнок поудобней устроился на чурбачке, поелозив костлявым задом по неровной поверхности. Пожав неловко плечами под взглядами собравшихся приятелей и просто соседской детворы, он ответил наконец:

– Ну… да. Просто. А ты думал, што как в скаске? С мечом булатным, через горы Железныя, да через смерть Кощееву и вызволение красны девицы? Билеты купили на пароходик, сели, да и поплыли, с купцами да паломниками вместе.

– Константинополь… – мечтательно выдохнул лежащий на вытоптанной траве около дровяного сарая мелкий Ванька пекарёнок, подперев подбородок кулаками, – это все святые места, да?! И щит! Ты щит видал? Олегов?!

– Давно уж щита нет, – вздохнул Пономарёнок сожалеюще, – ещё до басурман сняли!

– А какие они? Ну…

– Обычные, – пожал плечами Мишка, вроде как даже и сам удивлённый, – люди как люди! Как наши татары московские, у них же ни рог, ни копыт нет, а ведь тоже мусульмане.

– Скажешь тоже! – Сенька Лесков ажно подскочил, – То нашенские татары, а то – турки!

– Сам удивлялся, – улыбнулся Пономарёнок, – только што фески носят, да бабы в чадрах встречаются. А так, ну вот ей-ей! Глянешь на иного, так он такой себе русак, што и морда чисто суздальская, аль рязанская. А турок!

– Люди как люди, – ещё раз повторил он, – Да! Што ж я впусте говорю! Вот же альбом!

– Не мацать! – строго предупредил Мишка, бережно открывая обложку. Вокруг стало тесно-тесно, но пхаются осторожно – так, штобы не потревожить рассказчика.

– Я те ща тыкну локотушкой, чорт косорукий…

– … ногу-то убери, я те ща сама как наступлю!

– Всё, всё, не пхайтесь!

– Это мы с Санькой и Егором, а эта Фира…

– Жидовка которая? – осведомилась Прасковья, дыша горячечно в ухо.

– Агась!

– Красивая…

– Красивая, – согласился Мишка равнодушно.

– А тебе какие нравятся?

– Светленькие, – ответил подросток, краснея почему-то.

– А… – и щека девочки на миг прижалась к его уху.

– … это Святая София! – листанул Мишка, не в силах унять красноту с лица, – И мы вот… Листали чуть не час, и по каждой фотокарточке Пономарёнок рассказывал цельную историю, иногда оченно даже интересную!

– Открытки, – пришёл черёд небольших подарков, живо разошедшихся по рукам, – я почти полторы сотни накупил – вот, разбирайте. С видами Константинополя. Самые разсамые выбирал!

– … куда тебе две одинаковых, – тут же началась негромкая свара, – и одной-то за глаза…

… – давай с мостом на ту, што с сералем меняться! Я брату дам!

– Не лапай чужие-то! Хотишь поглядеть, так скажи вежественно, а не как дикой человек из леса!

– Вы разбирайте, – встал Мишка, – я пока за сластями схожу. За самовар всех приглашать, вы уж извиняйте, не могу! Этакую толпищу, да не в свою мастерскую, сами понимаете.

– Такой дылда стал, – протянул один из мальчишек вслед, – небось на туркских харчах отъелся! А?

– И не хромой, – констатировал Федька Быков раздумчиво, поглядывая на синеглазую Прасковью, слишком восторженно слушающую, а главное – глядящую на обновлённого Пономарёнка. И краснеет ишшо!

– Не хромой, – раздумчиво повторил он, пребывая в раздрае чувств. Вроде как и надо порадоваться за приятеля, а што-то не оченно и получается.

Раньше оно как-то проще выходило – Мишка самый умный, а он, Федька, самый здоровый, а таперича как-то оно и не так, ну иль не совсем так. Ишь, здоровило какое жердистое! Костлявый пока, это да! Но видно, што есть куда мясу нарастать, не былиночка хрупкая, от ветра гнущаяся.

Да небось натаскал Конёк на кулаках! А даже если и не натаскивал специально – што, не подглядел ухваток хитрых? Н-да… Таперича, как ни крути, а первый парень – он, Мишка! Ишшо и в Царьграде побывал.