Александр Забусов - Феникс

Вечернее солнце, подогрев степь, готовилось опуститься за горизонт, но еще вполне четко впереди и справа позволяло рассмотреть ровную, с небольшим уклоном к центру, пологую котловину, которую надвое рассекали шоссе, немецкие окопы и даже ряды колючей проволоки перед ними, выставленной на колья. Открытое километра на два пространство перед передним краем полка к средине мая успело порасти буйной порослью бурьяна, по которому лишь кое-где незаметными ориентирами маячили низкорослые кусты зверобоя. Вырвавшись из-за горизонта, шоссе спускалось в низину оврага, откуда, извернувшись веткой, отклонялось в сторону строений населенного пункта. Пройдет каких-то десять-пятнадцать минут, и сумерки скроют большую часть ориентиров. Темнеет на юге поздно, но почти моментально. Ночь обещала быть неспокойной. И действительно, темнота как-то быстро наполнила все окружающее пространство. Бойцы в окопах пока еще на нервах, много курят и тихо переговариваются. Огоньки самокруток светятся у самого бруствера, можно заметить, как люди, не договорив, замолкают на полуслове, прислушиваются к обстановке. Где-то слева отсюда деловито глухо татакают пулеметы, всхлипывая, вспыхивают далекие ракеты, замирая, подсвечивая сполохами кромку неба и землю над ничейной территорией.

В траншею третьей роты один за другим сунулись люди с оружием в руках. В своем одеянии они смотрелись тенями. Разведчики их полка!

— Товарищ старший лейтенант! — окликнул кто-то из «местных». — К нам гости пожаловали!

— Тихо ты!

— Вижу, Смирнов. Кто у нас тут? Карпенко, никак сам поведешь?..

— Я, Федор. Я!

Поручкались, присев на дно траншеи.

— Саня, тут рядом твой начальник ошивается.

— Догадываюсь. Стало быть, решил лично проводить. «Язык» позарез нужен. Еще в штабе всю плешь проел.

Кажется, лишь шорох справа от них послышался, и знакомый голос с нотками сарказма обозначил присутствие начальства.

— Уж не меня ли обсуждаете, товарищи командиры?

Карпенко хмыкнул, поднялся в полный рост, надо признать, совсем не малый. В потемках козырнул ладонью, ответил, ничуть не смущаясь:

— Вас, товарищ майор! Пока время есть, кости перемываем.

— Шутник. Времени мало. Его совсем нет. Видишь, над травой туман поднимается…

— Самое оно!

— Немцы тоже так думают. Не дураки.

В это время разведчики, наряженные в поиск, в полемику к начальству не набивались. Кто расслабился, курил лежа на спине в проходе, кто с интересом осматривал окрестности места работы, изредка лениво перекидываясь ничего не значащими отдельными фразами с коллегой. Во всем окружающем ощущалось тревожное напряжение. Все, как перед бурей, затаилось, замерло.

— Ну, что? Осмотримся и в путь? — предложил Карпенко.

— Сейчас доклады из взводов от моих наблюдателей поступят, — сообщил старший лейтенант. — Они, почитай, с обеда за немчурой на нашем участке присматривают.

— Ну и как общие выводы? — спросил начальник разведки полка.

— А что выводить? Завтра наступление. Пока все как обычно было. Особо нас не допекали. В основном соседей пулеметами тревожили.

— С какой стороны?

— С обеих.

— А тебя, значит, игнорировали.

— Ну!

— Не нукай, не запряг! — покосившись на разведчика, подытожил майор. — Мотай на ус, младший лейтенант. Была бы возможность, приказал место перехода сменить. Эх! Только сам знаешь…

— Знаю, товарищ майор. Из дивизии жмут, а их кто повыше напрягают. Все будет хорошо. — Обернулся. — Бойцы, готовы?

— Готовы, товарищ младший лейтенант, — за всех ответил сержант Леснин, но по физиономии видно, что чего-то ждет, как, кстати, и остальной личный состав.

— Ну, что?..

— Рано! — не оборачиваясь, все еще пялясь в ночь, решил Илищук. — Еще минут двадцать выждем. Если уж туман, то пусть все как следует затянет.

Ну что ж, подождут. Встал рядом с майором. Неясность обстановки нервирует. В душу помимо воли закрадывалась тревога. Задал вопрос ротному:

— Федь, а с чего решил с утра наступать, приказ был?

— Пока нет, но очень может быть по всем признакам, что скоро поступит. Указание начальства мы уже частично выполнили, личный состав до восьми часов ужином накормили. Уйдете, так мы людей раньше времени спать уложим, дабы обеспечить всем девятичасовой сон. Подъем произвести в шесть утра назначено, а до семи раздать сытный завтрак…

— Командир, — в самое ухо пробасил протиснувшийся к Карпенко Волков.

Отодвинулся от бруствера, шагнул в сторону.

— Чего хотел, Коля?

— Тут к тебе пришли.

Даже в темноте смог разглядеть ухмылку на лице ефрейтора. Сразу понял, откуда ветром подуло. И это не в первый раз, его разведчики народ суеверный, то, как перед выходом с ним одна особа общается, как благословение всей группе принимали. Знал точно, что сейчас на душе у всех полегчает. Спросил:

— Где она?

— За изгибом траншеи дожидается.

Кивнул. Пошел, торопясь своим отсутствием не напрячь начальство.

А-ах!! Разведчик, понимаешь ли! Сразу за углом траншеи и мявкнуть не успел, как оказался в крепких объятиях девушки. Та жаркими губами в поцелуе присосалась к его губам. Краем глаз смог разглядеть, как, посмеиваясь от бурной сцены любви, отворачиваются солдаты, боясь помешать проводам за «языком» командира взвода разведки.

Она как чувствует, когда он за передовую уходит, всякий раз его провожает. Очередной раз удивляясь, как сладки губы у его любимой, тем не менее с силой и осторожностью освободился из объятий.

— Оксана!.. Люди смотрят! — не проговорил, прошипел на ухо.

— Ну и пусть смотрят. — Усмехнулась девушка. — Пусть знают, кто мой мужчина. Саша, заруби у себя на носу, я тебя выбрала и не отдам даже Маре! Ты только мой и больше ничей.

— Да знаю!

— Вот и хорошо!

— Мне в поиск выходить.

Попросила:

— Нагни голову.

Вздохнул. Каждый раз одно и то же! Нагнулся, чтоб дотянуться смогла. Девушка приложила ладонь ему на лоб, зашептала:

— Перунэ высокий, протяни свою длань над воином! Александр, сын своего славного рода встал на защиту земли своих предков. Твёрд и уверен он… — Проникновенным взглядом, подействовавшим на него даже в темноте, заглянула в глаза. — Путь твой правый. Защита твоя — сила духа предков-русколан. А дух предков поведёт тебя к славе. Символ рода твоего славен буди! Защити тебя священный Ратиборец, золотым щитом от сечи и пули, от пушечного ядра, от ножа и меча, от стрелы, от копья, от сабли, от любого мелкого и крупного оружия. Тело твоё крепко, как железный панцирь, сердце горячо и бесстрашно. Укреплён ты солнцем, месяцем, Родом-пращуром, никто того слова не снимет, тебя не возьмёт! Да будет так!..

Слова эти, кажется, он уже наизусть выучил. Молчал… Ладошка хлопнула по лбу.