Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Письмо было написано на довольно странном варианте английского, когда слова все вроде бы понятны, однако неопределённый их порядок не всегда позволяет ухватить мысль. Так криво по-английски говорили разве что сами итальянцы. Люси предположила, что это перевод на английский с другого языка, выполненный явно не англичанином или американцем. Копии его у меня не осталось, а суть сводилась к следующему: Дилан Кроули, владелец туристической фирмы на острове Фрисландия два дня назад как умер, оставив после себя наследство в виде некоторой суммы денег и прав на саму фирму. В завещании он назвал меня своим наследником, однако поставил условие, чтобы я приехал и вступил в права не позднее, чем через год. Если это условие выполнено с моей стороны не будет, фирма автоматически перейдёт к его другу и помощнику – Тимоти Рувидо, а я смогу рассчитывать разве что на денежную компенсацию. Странность послания дополняли его подписанты – некий Совет старейшин.

– Они там что, друиды какие-то? – поинтересовался я у матери, наблюдавшей за моей реакцией.

– В любом случае, люди они честные, – наставительно заметила она. – И, по-моему, тебе следовало бы уважить волю брата твоего отца и слетать туда, чтобы самостоятельно во всём разобраться.

– Зачем?

– Как это «зачем»? Тебя может не интересовать туризм, но не станешь же ты отказываться от денег.

– Насколько я понял, если я откажусь от фирмы, именно деньгами они мне этот отказ и возместят.

– Вероятно. Однако для этого нужно там, по крайней мере, оказаться. Надо ехать. И не слишком при этом затягивать. Тебя твоя работа отпустит?

– Думаю, да. Переговорю.

– Уж пожалуйста. Кто знает, может быть, там окажется гораздо лучше, чем здесь.

Я искренне удивился.

– Послушай, ты меня как будто отсюда выпихиваешь! Если тебе надоело меня видеть, так и скажи.

– Не говори глупости. Я твоя мать и хочу, чтобы тебе было только лучше. И я вижу, что последнее время ты тут мытарем ходишь – ни любви, ни семьи, ни детей…

– Откуда ты можешь что-то видеть!

– Вижу. И ты знаешь, что я права. Я тебе ничего поперёк не говорю, но ты не по той дорожке пошёл. Я понимаю, что тебе нравятся приключения, однако вечно они нравиться не могут. Пора и меру знать. Пора остепениться.

– А ты представляешь, сколько я зарабатываю сейчас, и сколько буду иметь на этом непонятном острове?

– Не спеши всё измерять деньгами. Убийцы вон наёмные тоже зарабатывают неплохо, но я не думаю, что ты бы захотел поменяться с ними профессиями.

Я молчал.

– Гораздо важнее денег – польза от того, что мы делаем. И мне почему-то кажется, что ты меня как раз хорошо понимаешь. Я помню, как ты мучился сам, как отправился в своё дурацкое путешествие на велосипеде по Африке, но потом вернулся, и всё началось заново. Подумай. Ты ничего не теряешь. Спишись с этим Тимоти Рувидо. Дилан о нём, помнится, хорошо отзывался. Прокатись туда, развейся, глядишь, понравится.

В том, что она мне говорила, была доля истины. Второй заход в ту же реку, из которой я вышел после «катастрофы» первого руководства компании, давался мне не слишком гладко. Я уговаривал себя не предпринимать резких и поспешных действий, думал, что кому-то даже приношу пользу, не зря трачу время, однако на самом деле картина оказывалась гораздо ближе к той, которую описывала мама Люси. Ничего не менялось. Я ничего не мог поменять. Я выходил с зонтиком против урагана и надеялся на то, что стихия меня не тронет. А ей было всё равно. Она жила своей жизнью и просто втягивала в себя всё, что попадалось на её пути. Если тебе жалко зонтика или жалко себя, не выходи на улицу. Или построй безконечные галереи, как Болонье, и ходи от дома к дому в их каменном укрытии.

– Наверное, ты права. Но я должен подумать.

– Ещё кофе будешь?

Она уже отвлеклась, переключилась, занялась обычной утренней суетой, а я всё сидел на нашей уютной веранде под полосатым навесом и представлял себе жизнь на неведомом острове. Мне рисовались смешанные картины: и дикие, и пасторальные, и холодные, и солнечные. Забегая вперёд, скажу, что ни одна из них потом не напомнила о себе, когда я, наконец, туда добрался.

На адрес ресторана приходило несколько безплатных номеров разных газет и журналов, как столичных, так и местных, которые наши завсегдатаи имели возможность там пролистывать или даже забирать вечером с собой. Если честно, мне было интересно, окажется ли где-нибудь в полицейских сводках упомянуто двойное убийство под Болоньей. Каково же было моё потрясение, когда вместо ожидаемого убийства – о котором ни тогда, ни потом ни малейших сведений в прессу не просочилось – я обнаружил сразу в двух изданиях изобилующий красочными подробностями рассказ о расправе сутенёра над одной из своих подопечных. Писали, что он убил её прямо на улице, сбив своим собственным автомобилем, после чего с места преступления скрылся. Место действия было перенесено в маленькую Феррару, до которой от Болоньи минут сорок езды. Авторы обеих статей написали, что не хотят открывать истинного имени жертвы, поэтому оба назвали её вымышленной фамилией Патти, только один Фабией, а другой – Филоменой. Как я понял, это был откровенный сигнал кому-то, кого хотели напугать, предупредить или просто поставить в известность, что дело сделано. Признаюсь, мне стало, мягко говоря, не по себе. Ведь если бы не мои необдуманные действия, Кристи-Фабия-Филомена была бы сейчас жива-здорова и попивала бы в саду утренний кофе, не догадываясь о моём существовании. Она же просила меня не отдавать её тем людям. Она знала, как с ней поступят. Да, говорила не слишком убедительно, но теперь с моей стороны это всего лишь отговорка. Я почему-то предполагал, что её повезут на допрос к полковнику, в Геную, а её устранили сразу же, не слушая и не давая сболтнуть лишнего. Вероятно, она действительно знала нечто такое, что представляло собой серьёзную угрозу чьей-то безопасности. Статьи в газетах были официальным отчётом, мол, вопрос закрыт, концы в воду. Открытым вопрос оставался исключительно для меня. Причём вопрос архиважный. Полковник должен был быть уверен в том, что я, будучи тем самым сыщиком, который по его команде отыскал беглянку, не заразился тем же вирусом, что и она, то есть не получил от неё той информации, которая не предназначалась для чужих ушей. Ведь я же запросто мог по собственной инициативе устроить ей допрос с пристрастием и выпытать, почему за ней организована такая серьёзная охота. В глазах полковника я не отличался любопытством, но кто же доверяет прошлому опыту? А тут ещё материнские охи по поводу «не той дорожки». Знала бы она, сколько раз я был близок к проколу. Однократное бегство в Испанию – это так, будни, точнее, праздники. Если полковник или те, кто за ним, меня хоть в чём-то заподозрят, я точно не успею написать завещание. Что же делать?