Александр Ханин - Гессенская волчица [litres]

На скамейку грузно забрался неопределённого возраста длинноволосый брюнет в котиковой шубе, надетой поверх чёрного бархатного пиджака, с галстуком, завязанным пышным бантом, держа в руке шляпу-котелок. Вытер пот со лба, откашлялся и хорошо поставленным голосом начал речь.

– Друзья! Вчера царские сатрапы убили наших товарищей, которые не пожелали больше терпеть угнетение и тиранию! Проклятые опричники обагрили русской кровью русскую землю! Царица-немка из захудалого Гессена и выживший из ума диктатор Игнатьев тащат Россию в дремучее средневековье, они угнетают не только пролетариат, но и передовой отряд русской революции – студентов! Но мы готовы умереть на баррикадах…

Договорить ему не дали. Громкий свист и крики «Долой!» согнали незадачливого оратора с импровизированной трибуны. Где-то сзади вдруг раздался восторженный крик: «Короленко приехал! И Бальмонт с ним! Ур-ра-а-а!»

Толпа расступилась, давая проход прибывшим литературным знаменитостям. Они шли рядом, скромно-тусклый Владимир Галатионович Короленко, усталый бородатый человек с пронзительным взглядом глубоких и ясных глаз, и 28-летний шантеклер Константин Бальмонт, слегка рыжеватый, с живыми быстрыми глазами, усами и козлиной бородкой «а-ля Наполеон III», с высоко поднятой головой, которую как будто поддерживал прямой накрахмаленный воротничок. Раздались восторженные овации, громкие приветствия, одобрительный свист…

Бальмонт легко вскочил на скамейку, отказавшись от любезно предложенной помощи. Его речь была задорно-революционной. Он как будто не выступал на антиправительственном митинге, а читал свои стихи. Высокомерный голос с особым «бальмонтовским» акцентом вещал о необходимости всеобщего счастья и что, если хорошо лишь немногим, это так безобразно… Выступавший после него Короленко не мог так зажечь своих слушателей, как его молодой коллега. Он долго и чувственно говорил о гуманизме, о ценности каждой человеческой жизни, а в конце своей несвязной речи высказал надежду, что верховная власть опомнится и непременно вернётся к человеколюбию.

Стоявший рядом Бальмонт после этих слов взмахнул тростью, указывая направление в сторону Невы, и закричал: «Так чего мы тут ждём? Пошли к Зимнему!» Любитель эпатажа и театральных эффектов, он сразу же направился своей лёгкой, чуть прихрамывающей походкой на Университетскую набережную, а за ним стала стихийно формироваться колонна студентов. Неорганизованная толпа на глазах превращалась в подобие живого организма, главной целью которого стал поход к Зимнему дворцу и передача Императрице составленных студенческих требований. За время митинга в Румянцевский сад прибыло ещё более тысячи студентов и сочувствующих им зевак. Полиция почему-то абсолютно свободно пропускала всех желающих, и вот теперь вся эта многотысячная махина медленно поплыла на набережную.

Стоявшие на Университетской набережной одинокие городовые, завидев многотысячную студенческую колонну, мгновенно покинули свои посты, разбегаясь, кто куда. Студенты мерно двигались в сторону Дворцового моста под звуки неизвестно откуда появившейся гармони, неся плакаты и транспаранты. Пройдя мимо здания манежа 1-го кадетского корпуса, увидели стоящих в Филологическом переулке конных жандармов. Два десятка студентов отделились от общей колонны и, сделав снежки, стали кидать их в жандармов, а остальные двигались дальше, хотя ясно видели, что около нового здания Зоологического музея стоят шеренги солдат Измайловского полка, а за ними застыли в конном строю сотни лейб-казаков.

От измайловцев к надвигающейся студенческой колонне рысью выехал конный жандармский офицер. Осадив гнедого коня примерно в десяти шагах от колонны, офицер высоким голосом прокричал требование остановиться и разойтись по домам. В противном случае, сказал он, войска имеют приказ Великого Князя Сергея Александровича – стрелять по бунтовщикам. Остановившиеся было студенты освистали жандарма, а какой-то явно подпитый детина в фуражке Технологического института, несший в руках плакат, подбежал и ткнул жандармскую лошадь древком в морду, отчего та испугалась, встала на дыбы и чуть не выбросила всадника. Жандарм повернул лошадь и поскакал прочь, сопровождаемый громким смехом и радостным улюлюканьем студентов.

Великий Князь Сергей Александрович, наблюдавший происходящее издалека из седла, подозвал к себе командующего Измайловским полком полковника Брилевича. 138 138 Брилевич Александр Васильевич, полковник. Начальник штаба 2-й Гвардейской пехотной дивизии (1890).

– Полковник, по моим прикидкам в этой толпе не менее четырёх тысяч человек. Многие из них пьяны, им сейчас и море по колено. Ваши солдаты способны будут их остановить? Я знаю, что Вы всего две недели командуете полком, но я всегда знал Вас, как дельного офицера…

– Ваше Императорское Высочество, я уверен, что там не меньше пяти-шести тысяч, и остановить их можно только огнём на поражение, – ответил полковник, стараясь говорить так, чтобы его не услышали солдаты. – Но погибнет масса людей, Ваше Высочество. Не лучше ли просто развести мосты, чтобы преградить путь к Зимнему?

– Вы думаете, Александр Васильевич, что у меня так много желания пролить сегодня русскую кровь? Мне жалко каждого русского человека, пусть это будет даже самый отчаянный смутьян… – Голос Великого Князя звучал в морозной тишине ясно и чётко. – Если развести мосты, эта толпа станет пытаться перебраться через Неву по льду. Там ведь полно пьяных, которым плевать на воду и мороз. Нет, полковник, придётся стрелять… Первый залп – поверх голов. Но, ежели не послушают – придётся стрелять по толпе. Нам придётся преподать им этот кровавый урок… С Богом!

– Слушаюсь, Ваше Высочество, – козырнул Брилевич. – Измайловцы исполнят свой долг!

Он развернул своего гнедого коня, пришпорил, и тот пошёл размашистой рысью, вынеся полковника перед фронтом застывших солдат.

1-я рота Лейб-Гвардии Измайловского полка, цвет русской гвардии, стояла с винтовками «к ноге»… Красивые брюнеты с бород-

ками, все ростом – не ниже 43 вершков, 139 139 191 см. с вензелями покойного Императора на алых погонах, в лихо заломленных бескозырках с белыми околышами.

Колонна демонстрантов подходила всё ближе. Брилевич приподнялся на стременах и зычным голосом обратился к измайловцам:

– Не подведите, братцы! Помните о присяге Государыне и Отечеству! Пальба – рот-той! Вверх!

Чётко, как на учении, солдаты взяли винтовки на изготовку. Дружно заклацали затворы. Сотня тупоголовых трёхлинейных патронов вошла в патронники. Толпа как будто не желала видеть этих приготовлений и двигалась вперёд.