Сергей Катуков - Мастер облаков

Затмение, само собой, искусственно задержат на время проведения работ с псевдоисторией для людей и эвакуацией — для динозавров. Для этого наняли самых отъявленных гипнотизёров-фантастов и ловких ловчих. Последние должны выловить всех ящеров и погрузить на корабли Сообщества. А потом их развезут по вселенским уголкам. Далее в работу вступят геологи-подложники. Они перелопатят земные пласты таким образом, чтобы сымитировать геологическую эволюцию. Подбросят, где надо какие надо кости и останки, в том числе и динозавровые. И в целом внушат следующую концепцию: да, были когда-то динозавры; да, над всеми процветали и всех ужасали; потом грянул метеорит и всех их до единого смёл с лица планеты. Кстати, обратите внимание на эту большую, подозрительно округлую впадину возле Юкатана… Просто очень странно округлая и странно большая… вы не находите?

Вот и всё.

Никакой борьбы с большими и ужасными ящерами. Никакого прекрасного, славного, великолепного, победоносного и блестящего прошлого. Никакого стремительного прогресса и прорыва. Вместо этого, наоборот, вполне обыденная, долгая, слепая и ужасно скучная эволюция. И история их собственного вида, полная кровавых событий.

Мастер Эбениус зловредно хмыкнул. Динозавры — его любимое детище, поэтому никто не может над ними возвыситься! И получи ты, человечество, в историю себе череду войн и уничтожений, предательств и обманов. И, главным образом, не кого-нибудь, а самого себя! Сладкая и приятная мысль, что, будучи даже побеждёнными, ящеры за себя отомстили! Люди всегда будут носить вживлённую в их мозги историю собственного позора, самоуничтожения и самоистязания! Разве придёт им в голову, что можно жить как-то по-другому? Не глупое, бездарное, противоречивое, антигуманное, трагичное и безрадостное существование, а мир, любовь и прогресс?!

«Нет-нет, люди, определённо, на такое не способны» — Подумал злой Эбениус.

На этом его вклад в общее дело заканчивался. Он поставил, где надо, подписи, печати и мгновенно умчался восвояси.

Почти тут же, возникнув из гиперпространства, появился запоздавший Троглус, Автор. С тоской он смотрел на свершившееся, облетая планету и её окрестности. Временами что-то такое незаметно поделывая, вздыхая и справляясь о том о сём у рабочих, которые уже заканчивали дела, лениво и устало подметая, подкрашивая или осматривая места недавнего псевдоисторического преступления.

Жаль ему было смотреть на этих интересных существ, которые возникли на планете вопреки многим препятствиям. Было жаль их ещё и вдвойне, потому что они являлись прямым результатом незаметных действий самого Троглуса, Автора — гуманоидная концепция как-никак его рук дело!

«Ну да ладно, может, всё не так уж плохо…» — Думал он, вздыхая и выставляя тут и там более заметно разные штришочки, намёки: загадочные наскальные рисунки людей вместе с динозаврами, фундамент храма Юпитера в Баальбеке, в Мачу-Пикчу — стены из полигональной кладки с невероятно ровными, заподлицо стыками, на египетских изображениях — загадочные артефакты, а на Марсе — скульптуру лица — на самом деле остаток памятника неизвестного лётчика, первопроходца Красной планеты.

Кто-нибудь обязательно заметит. И спросит: «Что же было на самом деле?»

8.

— На самом деле это — следы древних цивилизаций!

— Нет, каких там цивилизаций, это всё инопланетяне!

— И-но-плане-тяяяне?! Инопланетян не существует! Это динозавры!

— Динозавры?! Да ну?!

— Вот тебе истинный квадрат!

Рабочие загоготали. Последняя партия переукладчиков геологических пластов с Тау Кита отбывала на транспортном судне.

Поднявшийся от взлёта ветер взвихривал и мотал шикарную рыжую причёску Слепиуса Бадарба, специалиста по Нормам Вымирания.

— Заседание продолжается, господа. — Проговорил он удовлетворённо и многозначительно, поглаживая мохнатые лапки.

Гвоздь был крепкий! Крепкий-крепкий! Просто железнючий был гвоздь! С красивой печатной шляпкой, заполучившей в гвоздильне своё круглое лаконичное клеймо.

Родился Гвоздь, как водится, в плавильне. Горячо, радостно растянулся в горниле, только вдохнул — и ррраз тебе! — обдало его тут же жаром неиспытумым, тело перекалилось, смешалось с таким-то редким составом металлов и угля, что вышел на белый свет гвоздь невероятной прочности и выносливости. Каких до того ни одна печь не рождала. Но гвоздарь этого не мог знать, поэтому быстро и обыденно бросил своё новое изделие в большой общий ящик.

Гвоздь попал в партию крепышей, которую повезли на постройку корабля.

Пока они всем тяжёлым гамузом тряслись по тракту, все перезнакомились и передружились.

— Здорово, Дзюба!

— Здорово, Газай!

— Здорово, Бузыг!

— Здорово, Музыг!

— Здорово, Нагозь!

— Здорово, Зазага!

— Здорово, Гжель!

— Здорово, Жгель!

— Здорово, Жудь!

— Здорово, Жгудь!

— Здорово, Буздырь!

— Здорово, Бажаг!

— Здорово, здорово, здорово! — Звенело с утра до вечера в сосновом щелястом ящике.

И вот — вжиггг! — весело вошёл Гвоздь в своё первое дерево. Ловко вогнал жало — со свистом, утопив по шляпку редкостный свой сплав. Молоток от такой прыти удивлённо упёрся в доску, рука корабельщика зазудела от неизрасходованной силы, сам плотник покосился, прищурился, послюнявил следующий гвоздь и пошёл-пошёл дальше гвоздить фрегат, бешено, задорно строившийся.

И плавал корабль ни много ни мало: по всем направлениям и широтам, оброс водорослями и кораллами океаническими, впитал в дерево соли всех морей — пока не разбился на скалистом побережье Чили: таком рваном-перерваном, словно старая половая тряпка. Тут бы Гвоздю и конец на дне морском! Да нет — выбросило его подальше на берег. И с утра, как только океан утихомирился, забрал его с собой старый чилийский рыбак. Дома выдернул из корабельной доски, подивился молодости и ровности — никакая ржавчина не берёт такой сплав — и бросил в груду вещей. Весной рыбачий сын заколотил Гвоздь в телегу и повёз на ней продавать брёвна бальсы. Самого лёгкого дерева в мире. Покатил через Анды, через джунгли, через пампасы — в морской порт на другой стороне континента.

Дорога дальняя, трясучая. Плотник из рыбаковского сына плохонький — нет-нет, что-нибудь по пути возьмёт да и сломается, отдерётся, отвалится. Гвоздь смотрел-смотрел мимо горных кряжей, лохмато-травянистых склонов, скудных речушек. Скучно ему стало — взял и плюх из разболтанной телеги прямо в дорожный песок. На рассвете солнце ярко взошло. Осветило всю прерию и упёрлось взглядом в чистый блеск металлического сияния, видного даже с гор. В полдень подъехал к Гвоздю индеец-патагонец на лошади, поднял из песка, любопытно осмотрел и положил в сумку. У себя в селении подарил его вождю на праздник по случаю окончания сезона дождей. Вождь передарил железку старшей жене, та — младшему сыну, он — дружку по играм, тот соседке-подружке — дочери шамана, а у неё Гвоздь отобрала мать и показала мужу, шаману племени. Этот сразу понял, что вещь непростая. Назвал её Осью Мира, вбил в каменный круг посреди селенья и приказал этой штуке молиться. Так Гвоздь стал священным предметом.