Сергей Катуков - Мастер облаков

Гвоздь выпал из вагона и покатился по откосу в летнюю густую траву.

Обнаружил его через несколько лет обходчик, задумчиво куривший самокрутку. Посмотрел на него, как курица на драгоценный камень, не зная что с ним делать. Легонько пошевелил его носком сапога, присел, ловко закусив цигарку уголком рта, взял толстыми огрубевшими пальцами. И почему-то придумалось ему, что можно гвоздём на скамейке по вечерам слова чертить. Или на деревянном заборе. Разные слова, долговечные. Можно и не слова. Сердечки рисовать, например. И немного даже начертил. На заборе соседской Любки. И она через полгода за него вышла.

Их сын обращался с Гвоздём уже не так осторожно: колупал им асфальт, размешивал гудрон, сбивал груши, делал отметины роста на дверном косяке, один раз даже положил на рельсы под поезд. В общем, сдружился с Гвоздём.

Поехал поступать в московский университет и его тоже с собой захватил.

Поступил на химический факультет и всю учёбу использовал как отличный инструмент для перемешивания и взбалтывания всяких химикатов в колбочках и пробирках.

Вернувшегося в деревню, взяли его почему-то учителем географии.

Гвоздь к тому времени уже постарел, пообцарапался, помялся местами, погнулся, пооплавился от растворов, кислот и щелочей, подржавел на шляпке, сдвинувшейся слегка набок.

В классе, где преподавали географию, была огромная голубоватая карта мира, пылившаяся несколько лет за шкафом. Никак её не могли повесить. Ни один гвоздь не выдерживал.

Новый учитель выдернул из стены прежний гвоздь и прибил рядом другой, тот самый, выносливый, пообтёртый жизнью, судьбами, событиями, погрызенный, подржавленный временем.

— Ну вот, бродяга, — сказал географ, ловко сдвинув в уголок рта спичку, — есть для тебя ещё одна работёнка. — И водрузил на него почти безразмерную, с пооборванными краями карту. Как на атланта, повесил небо. И держит этот гвоздь карту мира и посейчас.

Получается, значит, что мир держится на одном-едином гвозде. И гвоздь тот есть Чудо.

Мальчик, поднимаясь по книжной стремянке, заглядывал между ступеньками. Длинная, длинная лестница. Если положить голову на ступеньку, то книги тоже станут казаться ступенями. Тысячи, тысячи их вели из прошлого в настоящее. Тропа, по которой скачет взгляд — сверху вниз и слева направо — как по строчкам. Книжные корешки — сами строки одной бесконечной книги. И всё это из прошлого, сохранённое в настоящем.

«Пока мы не вникнем мыслью в то, что есть, мы никогда не сможем принадлежать тому, что будет» — такую непонятную цитату всегда приводит отец, когда хочет подчеркнуть важность этой библиотеки.

— А сколько здесь книг?

— Сотни тысяч.

— И ты их все читал?

— На это никакой жизни не хватит.

— Но тогда зачем нам столько книг?

— Посмотри, — говорит отец, — видишь, какая огромная эта комната, в которой помещается наша библиотека? За её пределами — другие комнаты. Большой-большой дом. А за ним — огромный парк и сад, в которых посажены самые разные растения. Они тоже специально собраны, тоже аккуратно расставлены по своим полочкам. А что за парком, помнишь?

— Леса и горы.

— Правильно. И ещё: озёра, реки, пустыни, моря. В них живут птицы и рыбы и самые разные животные.

— И насекомые. И микроорганизмы.

— Правильно, — говорит отец, поглаживая Адама по русой голове, приглаживая кудряшки. — И все реки, горы, леса и луга — такие же книги. А всё живое в них — как слова…

— А предложения в книгах — как жизнь рыб и животных.

Мельхиор засмеялся, радуясь смышлёности сына.

— Никто не может знать про все эти растения и насекомых, никто даже не знает их точное число. Но если их не беречь, не сохранять, как в библиотеке, они исчезнут. Погибнут. Понимаешь?

Адам, ошарашенный такой мыслью, замирает, представляя, что они, его отец, их семья, как хранители огромнейшей библиотеки, которая охватывает весь мир.

— А кто автор этих книг? — спрашивает мальчик, глядя на надпись на томе.

— Природа.

Адам, поражённый грандиозностью только что открывшегося ему мира, выбегает из библиотеки, бежит по анфиладе комнат, — в одной из них старшие сёстры занимаются музыкой на фортепиано, из другой слышно, как старшие братья берут уроки фехтования, — оказывается на широком, почти дворцовом крыльце. Спускается по ступеням. И мчится к парку, в бесконечно разлившемся озере которого начинается закат. Их дом, поместье избранного семейства Сальваторов, расположен на самой вершине местности. Почти настоящий дворец. Широкий, как пляж, подъём ступеней. Белокаменная торжественная колоннада. И просторный, как воздушный шар, купол, в котором устроена обсерватория. У их семейства собственный парк и собственный лес. И озеро, и луга, и поля. И так почти до горизонта, пока взгляд, усиленный линзами бинокля, не встречает поместье их ближайших соседей — семьи Консерваторов, дом которых, по словам отца, ничуть не меньше, а земли даже больше. И даже есть собственные горы и кусочек моря.

— Следующей весной мы к ним поедем, — обещает отец. А сейчас ранняя осень. И скоро двенадцатый день рождения Адама. И он начинает понимать, что мир бесконечен, безграничен. И слова о библиотеке — это только метафора, сравнение. Нет никаких полочек и стен. И за поместьем Консерваторов длятся и длятся природные пространства, где только изредка мелькнёт жильё какого-нибудь семейства избранных. И так без конца. По всему миру. По всей планете.

Обычно день Адама проходит дома — отец преподаёт ему историю, физику и математику, мама — литературу, музыку и живопись, дядя Гаспар, который живёт с семьёй в левом крыле дома, тренирует его и братьев в спортивных искусствах. Он шутник, весельчак и всегда подтрунивает над серьёзностью и скрупулёзностью Адамова отца. Наверное, он самый добрый и весёлый человек на планете! После занятий Адам с родными и двоюродными братьями, сыновьями дяди Гаспара и Бальтазара, уходит в парк. И каждый раз возникает какое-нибудь новое чудо в этом мире цветов, запахов, света и тенеписи. Бабочки и кузнечики, жучки и совершенно неизвестные насекомые, которых он называет «буквочками», так хитро прячутся среди листьев и веток! Иногда отец берёт его с собой в полёты. Они долго, тихо планируют под чистым полуденным небом над просторами их поместья. Отец поясняет, что вот там, на кромке озера, надо подремонтировать дамбу (недавние дожди оказались очень сильными), а торчащие среди глухого леса высокие столбы — опоры линий электропередач, которые повредил ураган на прошлой неделе. И их тоже надо восстановить. Но сам отец никогда не выполняет эту работу. Он только наблюдает и решает, что надо сделать. Когда их двухместный джет поднимается выше обычного — отец лукаво улыбаясь, тайком поглядывает на сына — видны далёкие-далёкие земли. Горы, море, принадлежащие семье Консерваторов.