Сергей Катуков - Мастер облаков

И Город смотрит и чувствует, как осторожно идут люди, как колышутся их волосы, как движутся глаза в орбитах глазниц, как сминаются складки на одеждах, как шевелятся в молчаливом восхищении губы. Как они поднимаются по лестнице внутрь. Включаются миллионы датчиков, видеофиксаторов, снимая многомерную модель огромного, словно пещера, помещения с крошечными людьми внутри. Вот они идут, рассматривая мозаики на стенах (и микрокамеры вонзаются в сетчатки их глаз), бродят по пустым анфиладам городских пространств, тихо разговаривают — и датчики усиливают звуки в миллионы раз, расшифровывают и записывают каждый всплеск звука. Проходят через площадь с фонтанами (и начинает брызгать вода, чтобы вызвать улыбки и смех); заглядывают на балюстраду, где под нажатием ног загораются разноцветные квадраты (чтобы заставить их прыгать и бегать по калейдоскопу цветов); гладят ладонями шершавые памятники — и изгибы папиллярных узоров навсегда уходят в память Города.

Двое заходят в помещение, в котором аккуратными шпалерами сложены бруски металлов. Среди них есть один особенно ценный. Магний. Жители горного края выковывают из него сильно-светло-магниевое оружие Махаон, беспощадно разящего врага вспышкой. Именно за ним пришёл горный житель. Молодой абориген осторожно складывает бруски в мешки — и датчики мгновенно усиливают своё действие: буквально присасываются чувствительными элементами к внешнему виду, шороху, запаху мешковины.

Город пристально следит за каждым их движением: те поднимаются на самую вершину и смотрят, как под уже преодолевшим дневной зенит солнцем простираются просторы планеты. Город создаёт ветер, и тот окутывает людей, ласкает, оборачивает их собой, согревает, обволакивает, шепчет в ухо шорохи, льёт в глаза сладкие сны, усыпляет, обездвиживает. И тут же подхватывает их тела в мягкие широкие ложа. И включается фотонный генератор расщепления. И перебирает каждую частицу, и рассматривает, и оцифровывает, и моментально записывает в анналы памяти.

Город напряжён, Город дышит своими гостями, взбудоражено ликует, разбирает и струит частицы их тел в информационном виде по всем каналам, анализирует, безудержно копируя и распространяя данные по сетевым дискам.

И потом раздаётся ядерная вспышка. Генератор сборки выплёскивает из себя сине-ядовитый поток лучей — и тела снова собираются вместе по атомам. И новы, и жизненны, и движимы. И ни мгновения не прервалось в их сознании: как будто это дискретная секунда прервала существование всей Вселенной, а не только их присутствия.

Герои делают глубокий вдох и уходят в свой мир.

57 квартобря.

«Не сезон», — твердили мне перед поездкой. И я заранее этому радовался: тишине, венерианскому лету, пустым пляжам, где красные волны набегают на изумрудный берег и, шипя, выбрасывают кастрюлюмблей. Кто это такие и как выглядят, мне совершенно невдомёк. Говорят, жуть как опасны!

«Несезон» проявляется во всеобщей вялости местных — у них-то как раз сезонная спячка.

43 осмарта.

Отсыпаюсь от земных забот, кушаю венерских цыпляток, запиваю венериным молочком. На пляж пока нельзя — кастрюлюмбли ещё опасны. Обнаружились соседи. Подозрительный кошмарец и чета ссорящихся занудов. Он пьёт венерогонку, они — на грани развода. Шикают друг на друга, щиплются. Хотя…

Гулял тут, изучал флору, испачкался в какой-то липкой дряни. С виду плющ, а на деле полупрозрачное желе. Совершенно не отмывается. Прачечная закрыта.

109 пиктоваря.

Обслуга не знает землянского. Общаемся пиктограммами. Но что толку, если портье засыпает после двух фраз. Успеваю поздороваться и спросить о погоде. И опять всё сначала. До кастрюлюмблей речь так и не доходит.

1005 купереля.

Местный календарь стал раздражать! Бесит невнятица и карусель в числах и месяцах. Логика произвольная! Как и время обеда, его могут принести и в десять утра, и даже в полночь. В общем, мухлюют, как хотят!

Пожаловался на засор в ванне. Портье успел пообещать, что вызовет сантехника. И отключился.

7,5 тетраюня.

Честно слово, я терпел достаточно! Но то, что это желе сожрало ночью пиджак, довело меня! Устроил скандал. Портье сделал себе инъекцию ободрина, вызвал полицию. Те, накаченные кофеином, заперли меня в номере. С вишнёвым салатом и сушёным ликёром. Есть это уже невозможно!

Не знаю, какое число. Я всё ещё заперт. Из ванны с утра — чавканье. Оказалось, слизь пожирает халат. В ужасе запер ванну. Колотил в дверь два часа. Не выпускают. Хочется есть и спать. Но страх перед тварью…

Голодный, целый день читал путеводитель. Дошёл до места о кастрюлюмблях. Оказывается, это желеобразные хищники, и летом у них бешеный жор. Громкий шум в ванной и ужасная догадка помешали чтению.

В руке пригубленная венерогонка. Я на взлётной полосе. В затылок светит горячее солнце, волосы треплет ветер. На мне майка и тапочки. Остальное пришлось скормить твари. Она всё-таки просочилась. Но чувство собственного достоинства не позволило даже перед лицом этой жидкой опасности раздеться совсем. Спасся левым носком.

Вдали — рубиновые волны моря, изумрудные бархатные пляжи, где день и ночь, распластанные, дремлют и ждут своих жертв кастрюлюмбли.

Публиковался в журналах «Космопорт», «Edita», «Мир фантастики»

Повесть публиковалась в журнале «Новая Юность»

Публиковался в журнале «Новая Юность»

Публиковался в журнале «Сибирские огни»

Публиковался в журнале «Сибирские огни»

Публиковался в журнале «Мир фантастики»

Одна из групп синапсид была предком млекопитающих

Публиковался в журнале «Edita»

Публиковался в журнале «Искатель»

Публиковался в журнале «Космопорт»

Публиковался в сборнике «Свои миры»

Публиковался в фэнзине «Притяжение»