Евгений Шалашов - Декабристы-победители [litres]

В широком монастырском дворе, неподалеку от Успенского собора, где хранится Икона Тихвинской Божией Матери, были построены три отряда. Первый – самый многочисленный, но и самый «разномастный». На плечах погоны разных цветов, соответствующие полкам: красные – саперные, черные – артиллерийские и белые, пехотные. Впереди отряда стоял юнкер Сумароков, назначенный командовать ротой, сияющий, как надраенный самовар. Должность, как не крути – обер-офицерская. Второй отряд во главе с Наволокиным по форме одежды мало отличался от первого. Разве что мундиры поприличнее. Но только знающий человек, глядя на воротники желтого цвета при красных погонах определит, что это солдаты «штатной воинской команды», комплектовавшейся из инвалидов, да из тех, кто по росту не дотянул до положенных двух аршинов и двух вершков.

Между «партизанами» и штатной воинской командой в «коробке» стояли военнопленные – в мундирах, но уже без шинелей и босые. С прапорщика Рогозина, уважая его звание, сапоги не сняли.

Штабс-капитан лейб-гвардии егерского полка по привычке прижал эфес тесака и в который раз подумал, что нужно бы раздобыть саблю. Оглядев строй, Клеопин начал речь.

– Соратники, – сказал Николай, избегая привычного «господа офицеры» и «братцы». – Завтра мы выступаем в поход. Наша задача – собрать всех, кто может носить оружие, выйти к городу Череповцу и получить приказ от законного правителя – Его Императорского Высочества Великого князя Михаила. Мы с вами солдаты, поэтому должны защищать нашу Веру, нашего Царя и наше Отечество! Думаю, что после победы никто не будет обделен монаршей милостью.

Николай сделал паузу, во время которой солдаты получили возможность осознать услышанное и не очень стройно крикнуть: «Ура!». Все-таки сражения сражениями, а «монаршая милость» – это уже что-то весомое. Для того же Сумарокова – звание прапорщика и крестик, пусть Анненский, на сабельный эфес, для солдат – срок службы не в двадцать пять, а хотя бы в десять лет и выходной пенсион, на который можно и домишко поставить и хозяйство завести. Ну и для остальных, включая самого Клеопина, «милость» представлялась чем-то материальным…

– Господа нижние чины лейб-гвардии Преображенского полка, – обратился штабс-капитан к мятежникам, игнорируя прапорщика. – Вы перешли на сторону цареубийц. Предлагаю всем желающим войти в наш партизанский отряд и начать борьбу с врагами Отечества. Думаю, тем самым вы сможете искупить кровью свою вину и получить монаршее прощение.

Строй «преображенцев» не колыхнулся. Видимо, после Сенатской площади, когда они стреляли в спину своих товарищей, веры в прощение уже не было.

– Никак нет, господин штабс-капитан, – вышел из строя пожилой солдат с капральскими нашивками и полным «бантом» медалей. – Не можем мы с вами пойти. Вы-то, может быть, и добрый человек, но есть и другие, повыше вас. И ваши нас не примут, и наши будут предателями считать. Лучше вы нас из стен выведите, чтобы землю святую не пачкать, да расстреляйте. Не хочется мне на старости-то лет повешенным быть.

Николай, прикусив губу, посмотрел на своих солдат. Возможно, саперам и прочим было жаль «преображенцев», но коли командир прикажет – расстреляют всех или переколют. Что ж делать… Рота «преображенцев» – это вам не солдатики, сопровождавшие обозы. Роту отпускать восвояси никак нельзя. И оставлять нельзя. Война.

Клеопин уже нахмурил брови, готовясь отдать приказ, думая – не предаст ли голос, не даст ли «петуха», как сзади послышался голос игумена:

– Подожди, сыне. Дозволь вмешаться… Отойдем в сторонку, на пару слов.

Удивленный штабс-капитан послушно пошел за настоятелем.

– Капитан, – обратился игумен, как старший по званию. – Ты их мне оставь. Пусть, кто захочет, в обители останутся.

– Тут? Монахами?

– На все воля Божия, – покачал головой игумен. – А ты их здесь оставь, в монастыре. Пусть трудниками побудут.

– Трудниками? – недоверчиво спросил штабс-капитан, переводя взгляд на «преображенцев». – Да много ли такие наработают?

– Дел у нас много, а мнихи мои – старые да хворые. – А там – как Бог даст.

– Управишься, отче? – недоверчиво посмотрел штабс-капитан на игумена. – Солдаты все-таки, почти рота…

– Да уж как-нибудь, – улыбнулся настоятель так, что Клеопин больше не сомневался – еще как управится! Чувствовалась в игумене сила.

Уже без сомнений Николай вскинул ладонь к киверу – словно бы старшему по званию честь отдал и вернулся к строю. Еще раз оглядел разношерстную команду, остановив взор на «преображенцах», и рявкнул:

– Слушать сюда! Желающие послужить святой обители…

Николай не успел завершить фразу, как из строя самовольно вышел старый капрал и бодро подошел под благословление настоятеля. Штабс-капитан опешил от такой наглости, но говорить ничего не стал, потому что сам настоятель негромко, но твердо прикрикнул на остальных «преображенцев», собравшихся подойти к руке владыки:

– Стойте-стойте, дети мои! Подождите немного… А ну, встать в строй!

– Владыка, какая тут самая грязная работа? – спросил Клеопин.

– Ну, та самая, нужник чистить, – повеселел настоятель. – Как в сортир ходить, так все горазды, а как чистить – так и не найти никого.

– Очень вас прошу, батюшка, отправьте на нее вон того капрала, – указал штабс-капитан на старого солдата.

– Понимаю, – кротко сказал настоятель и уже другим, командирским, тоном сказал: – Капрал, выйти из строя на два шага!

Капрал, ожидавший обязательной экзекуции шпицрутенов в десять, вышел из строя, чеканя шаг босыми ногами.

– Возьмешь с собой человек пять да пойдешь по этой дорожке к отцу-келарю. Скажешь, настоятель велел вам обувку найти да нужник вычистить. Выполняй!

– Рады стараться, Ваше Превосходительство! – пуча глаза от усердия рявкнул солдат, но спохватился: – Виноват, Ваше Высокопреосвященство…

– Ступай-ступай, – благословил его владыка, пряча в бороде улыбку.

– Отец игумен, а вы в мирской жизни не полком ли командовали? – заинтересованно глянул Клеопин на настоятеля.

– Суета все это, – отмахнулся тот, но все-таки ответил: – И полком доводилось покомандовать, да и дивизией тоже…

Сентябрь 1826 года

В Санкт-Петербурге Тихвинский уезд теперь называли не иначе, как «Русская Вандея». Для ликвидации мятежников перебросили батальон «белозерцев». Вот только оный батальон куда-то канул. Обеспокоившись, решили направить более крупные силы – два пехотных полка, из тех, что пришли из Малороссии. Один из них поступал в командование капитана Бестужева-Рюмина, а второй оставался у полковника Муравьева-Апостола. Для усиления им придали полуэскадрон ахтырских гусар и повстанческий отряд Павла Еланина. Таким способом решалось две задачи – отправляли войска на подавление «вандейцев» и избавлялись от лишних ртов. Общее командование бригадой (до дивизии все-таки не дотягивали) было возложено на генерал-майора Каховского.