Павел Дмитриев - Скрепы нового мира [СИ]

Электрозавод заботится о кадрах всерьез, возможно больше, чем они того заслуживают, эдакая крепость благополучия посреди полуголодной Москвы. Стандартный обед – целых восемьсот калорий, честных, без воровства и недовеса. Вместо городских лавок и рынков – закрытый распределитель со своими буфетами, продмагами, обувью и одеждой. Снабженцы бьются за бартер как львы, а совхоз около Раменского так вообще, тупо входит в штат завода на правах сельскохозяйственного цеха. На вредном производстве молоко, в душевых и туалетах не переводится горячая вода и мыло, одиноким матерям предоставляют бесплатные садики. Заборные книжки дают не только на работников, но и их иждивенцев. Далеко не рай, конечно, но выжить на одну зарплату можно. Если не пить и не болеть.

Но сегодня мне не надо подыскивать местечко в плотно забитом общем зале. Спасибо "Ударнику N1" товарищу Бухарину, для ударников коммунистического труда на каждом приличном заводе предусмотрено усиленное питание, отдельный угол, столы со скатертями и симпатичные официантки-подавальщицы в белых крахмальных чепцах.

Уселся за ближайший, готовый стартовать столик; знакомых у меня тут нет, все чужаки.

— Хорошего аппетита, товарищи!

— И тебе приятно кушать, — неспешно пробасил в замоскворецкую бороду дедок напротив.

Сидящие по бокам, судя по фасонным черным картузам и застегнутым под горло жилетам, мастера из лампового цеха, отделались степенными кивками. Какая-никакая, а все ж культура! Занятые тяжелым физическим трудом сюда не попадают: книжечки едовых привилегий чудесным образом разошлись исключительно по менеджерами среднего и низшего звена.

Габардиновый непарный пиджак, надетый к обеду, выдает во мне равного, поэтому в разговоре коллеги не стесняются ни капли:

— Начальнички х.евы снова поганой погани людям наварили, — брезгливо передернулся левый мастер от запаха из супницы, водруженной официанткой на середку стола. — Где берут-то ее столько?

— Вовсе совесть потеряли нехристи, уж третья неделя пошла! — с готовностью подтвердил правый. Затем сощурил в мою сторону глаза под начавшими седеть кустами бровей: — Скажи-ка нам паря, когда хоть малая мясинка в супе будет?!

— Года через два…

— Ох-хо, грехи мои тяжкие, — избавил меня от продолжения проголодавшийся дедок.

Ловко потянулся к поварешке, мешанул, зацепил со дна погуще и потащил капустно-пшенное варево к себе в тарелку. Следом утянули пайки мастера. Старшинство за столом тут чтут крепче устава ВКП(б), возьмись я первым – тут же, на месте, пресекут с особой жестокостью.

— Остатки сладки, — с недовольной миной я слил себе все оставшееся в супнице.

Выражение лица лишь ширма, ведь суп сварен на превосходном камчатском крабе, видать доехали наши трансформаторы до Владивостока. А в тех самых остатках – целая тарелка небрежно порубленных фаланг. Ковырять крабятину из панциря за столом некомильфо, да и вчерашние крестьяне поймут неправильно – они скорее будут голодать, но к погани не притронутся. Однако забрать еду из советской столовой домой вполне прилично; тем более Александра последнее время очень, очень уважает крабов.

— Собачку подкормлю, — я вытащил из кармана заранее припасенную газету.

— Побольше бумаги-то наверти, чтоб не промокло, — неожиданно добродушно посоветовал дедок. — Был у меня сеттер в твои годы, ох, как же он стоял! А как подранка на топях добирал…

В уголках глаз дедка налились слезы. Неужто он съел своего пса в трудную годину?

— Б-б-бл. ть! — от души, с расстановкой выматерился левый мастер.

— Опять, — констатировал правый, скособочившись при виде поданных на второе тарелок с крабами и картошкой.

— Может возьмешь? — дедок махнул бородой на свою порцию, на сей раз, куда менее аппетитную – осколки панцирей и хорды, давленные вперемешку с белыми волокнами.

— Протечет в кармане, — быстро нашелся я с причиной отказа. — "Правда" у меня хоть большая, да всего одна.

— Зря барствуешь, — дедок брезгливо потыкал в погань вилкой. — Собака, ох, какое же то непростое дело нонче!

— Прикинь, седня ко мне нормировщик подвалил, — решительно сменил депрессивную собачью тему левый мастер. — Такой франтовый, фуражка лаковая, в руке секундомер блестит.

— Не ссы, прорвемся! — отмахнулся правый. — Сам знаешь, у них там в администрации сам черт ногу сломит с нормами. [58] На 1 марта 1931 года на Электрозаводе действовало 41 116 норм выработки. Малехо подергаются и оть..утся.

— Твои слова да богу в уши! Я ж ему как обычно толкую: "только попробуй на мой кожух к фаре дать меньше пяти часов, сей момент ребята на.уй уволятся". А он, сученыш, лыбится нагло в лицо, да царапает в бумажке три сорок!

— С-с-скотство! — правый мастер аж прекратил жевать. — Кивнешь на гаденыша?

— Не лаской, так таской, — рассыпался ядовитым мелким смехом дедок. — На нас еще комсомольских активистов не кинули, те, свекор бает, вообще звери! Встанут поодаль незаметно, секундомером щелк-щелк-щелк, попробуй отвертись как операции сведет.

— Повалят же с завода, — попробовал возразить левый.

Да только дедок и слушать не стал:

— Никуда уж никто не пойдет, забудь, чай не двадцать пятый на дворе; нонче народу везде хватает. А как техникум при заводе заработает, так и до вас, мастеров, доберутся.

— Привыкли выбивать у кулаков скрытые резервы…

Подначка левого мастера оборвалась тишиной.

"Начальство!" — оборачиваясь, подумал я.

Не ошибся. За спиной – не спутаешь и во сне – мышиный в клеточку костюмчик-троечка, несвежая гаврилка, кровавый бутон галстука. Васька-парторг подкрался незаметно.

Подал мне руку наново, будто с утра не виделись, энергично кивнул остальным:

— Здорово живете, о чем молчите?

— Да вот, прикидываем тут с товарищами, как ловчее план закрыть, — дедок нарочито выпятил фальшь в голосе. Немного помешкал, смахнул ладонью с бороды крошки: — Чем обязаны, уважаемый?

— Зашел случайно, — искренности улыбки Василия позавидовал бы крокодил. — Вижу, опытные специалисты учат нашего лучшего изобретателя… всякой х..не!

— Обед у нас! — чуть не хором рявкнули мастера слева и справа.

Что им до чужого парторга?

— Надо спасать талант, — Василий покосился на стол с остатками еды. — Алексей, забирай свои пирожки, допивай компот, да пойдем, поговорим.

Он что, соизволил запомнить мое имя?! Плохо, совсем плохо, даже отвратительно! Ради премии-пятипроцентки или лотерейного изобретательского билетика целый цеховой парторг ни за что не пойдет разыскивать простого гегемона в столовую. Явно у кого-то не по-детски пригорает, соответственно, мне следует ждать оказии или по партийной, или по инженерной части. Иному бы впору радоваться шансу на карьерный рывок, да вот незадача, с моими скелетами в шкафу такие финты категорически противопоказаны, отпираться же от них – подозрительно, а значит опасно.