Павел Дмитриев - Скрепы нового мира [СИ]

— Не имею ни малейшего желания учавствовать в заводских интригах, — прямо и на сей раз предельно незамысловато отрезал я. — Зарплата меня полностью устраивает, с работой справляюсь.

— Не дури, — тяжело оперся руками на стол Петр Петрович. — А ну как к лету нормы по сетке подрежут? Будет ваша бригада рвачей получать как все… потянешь ли отдельную комнату и жену-иждивенку? А коли детишки пойдут?

На тыльных сторонах его ладоней блестит нежный золотистый волос, а из-под него желтеют крупные, беззащитные крапинки конопушек. Добрые руки доброго человека. Спросить бы прямо, какого черта он вообще забыл на этом шабаше? Ведь обставят, а чуть погодя сдадут как стеклотару под очередную партхозчистку, еще радоваться будет, коли дело не дойдет до Соловков.

Однако вместо честного вопроса я лишь недоуменно вскидываю вверх брови:

— Перескочу в электросварщики, их на заводе постоянно не хватает.

— Нормы везде пересмотрят, — удивительно, но в голосе Петра Петровича по-прежнему никакого злорадства, только усталость с добавкой искреннего недоумения. Неужели он на самом деле считает, что мне найдется место в грязной игре "доброго" профорга и "злого" парторга?

— Жаль. Мне понравилось работать под вашим руководством. Но буду откровенен: заводов покуда в Москве хватает.

— Брось, Петрович, зарплатой его не проймешь, — вдруг остановил начальника цеха Лукашенко.

Он вытащил из коробки очередную папиросу, неторопливо обстучал ее об стол, смял гильзу. Запалил, жадно втянул дым. Я рассмотрел на его виске несколько бордовых угрей, тёмно-синюю жилку, похожую на замысловатый иероглиф, и как эта жилка часто дёргалась под пергаментно-бледной кожей. "Как бы товарища не схватил инфаркт" – подумал я. — "Пусть уж скорее кричит и гонит к чертовой матери, лаборатория уж меня заждалась".

Однако профорг зашел с неожиданной стороны:

— Биография у тоби на дыво, гхм, правильна. Якщо тоби взять брыгаду? А колы вдасться внедрить изобретения – пидеш у замы до Петровича?

— С чего баня-то упала, — опешил я. — Да только у нас в цехе десяток инженеров, куда мне вперед дипломированных интеллигентов лезть?!

— Значить, не хочеш карьеру строить. — Лукашенко вдруг резко, с размаху вмял недотянутую папиросу в переполненную окурками пепельницу. — Скажи, зачем ты тогда экзамены в нашем ФЗУ сдал? Жаловался всем вокруг, як тоби погано на прошлом месте работы учили. Торопился, кажый день книжки до дому тягал, ночами не спал?

— Мне еще учиться да учиться…

— Тяжело было, да? Едва-едва на удовлетворительно натянул?

— Я очень старался… — Меня начал не на шутку пугать участливый тон Лукашенко.

Не напрасно. Через мгновение профорг ударил – прямо в поддых:

— Ох, чую я, як трудны тоби наши экзамены здалися… после гимназии-то!

— Всегда говорил, белоподкладочник он! Контрик! — вскочил со стула Василий. — Гнать с завода к черту, чтоб пыль за хвостом столбом вилась!

— Вась, тебе бы все гнать! — вступился Петр Петрович. — А кто пятилетку вытянет?

— Сядь, — тихо, но внятно осадил парторга Лукашенко. — Университет наш Алексей тоже закончил. Причем еще тот, — он отстучал пальцами по столу задумчивую дробь. — Политех Санкт-Петербургский мабуть?

— Точно! Ведь думал же! — шлепнул себя ладонью по лбу Петр Петрович. — Вот чего он своего бригадира водит как бычка за кольцо! Хоть тот покуда и телок совсем, но всеж… Леш, ты пяток лет с себя списал, али все десять?

Холодная волна накрыла меня от макушки до пяток. Нет, я конечно всегда подозревал, что мои хлипкие рабоче-крестьянские документы не вызывают особого доверия местных боссов. Но по совету Бабеля особо не переживал – на пятнадцатом году советской власти правдивая биография среди понаехавших москвичей встречается реже, чем невинность у комсомолок. Обнаглевшие в революцию граждане не моргнув глазом правят даты рождения, социальное положение, образование, приписывают, или наоборот, скрывают родственников. Самые отчаянные и дерзкие меняют национальность и вероисповедание. Документов нет, попробуй проверь, поройся в архивах, поищи коллег, соседей, жен или детей.

— Не тушуйся, — подбодрил меня Лукашенко. — Чутка перестарался ты с биографией, бывает. — И тут же добил: — Може ты ще на рояле играешь?

— Еще предложи в партию его принять! — процедил сквозь зубы Василий.

— Кстати да! — тут же согласился Лукашенко, напрочь проигнорировав злой сарказм парторга. — Непременно пропихнуть, покуда он по первой категории идет. Срочно, прямо послезавтра! Кандидатские полгода в рабочих не выходит, [62] Кандидаты в партию делились на три категории – рабочие (из рабочих), крестьяне, служащие и прочие. По первой категории требуется две рекомендации товарищей с одногодичным стажем, кандидатский стаж – полгода. Для третьей, в сравнении – пять рекомендаций от товарищей с минимум пятилетним стажем, кандидатский стаж не менее двух лет. но хоть что-то, попроще будет особо бдительным товарищам объяснить назначение в начальники.

— Да ты вообще что…

— Потом объясню. Ты, главное, своих людей к общему собранию подготовить не забудь, — отмахнулся от Василия Лукашенко. — Алексей вот, я бачу, уж уразумел переплет в полной мере.

— Извольте еще бутерброд, — нашелся я с ответом.

— Нам всем не помешает, пожалуй, — Лукашенко потянулся за графинчиком.

Ох, какой мастер! Как технично он подвел ко мне крючок! Наживка со вкусом копченой колбаски на диво хороша, да больно жало острое. Половчее бы увильнуть от этого рыбака. Официальная одиссея за мной значится короткая да слезливая, противоречий в ней не много. Серьезного дознания, конечно, не выдержит… так оно и нестрашно при сырцовском откате в НЭП, особенно если в анамнезе такая мелочь, как отец-поручик или мать-купчиха. За подобную шалость простому рабочему не будет ничего, разве что разок премии лишат. Даже высокий дворянский титул отнюдь не приговор, для ГПУ только и важно, чтоб не окаянный троцкист. Оттого профорг меня не пугает, а манит бутербродами; уж он-то новые веяния чует получше прочих. Да и нет, судя по разговору, у него желания любой ценой расчехлить белоподкладочную контру, напротив, в словах проглядывает необходимость эту самую контру использовать.

Его легко понять, кадровый голод в советской индустрии адовый, не щадят пролетарские революции молодых элитариев. Взять хотя бы нашу бригаду. Подобру таких Семенычей, как наш любимый и единственный бригадир, к ней полагается пяток душ, а командовать ими всеми впору начальнику участка с многолетним опытом за плечами. Почему же всех их нет? Ответ прост: при большевиках – второе дно в подарок. Мало разыскать образованного. Категорически недостаточно преданного и лояльного. Непременно требуется предусмотрительный комбинатор, тот кто загодя, в самое мутное время, додумался справить себе "политически верную" биографию, таким образом – остался формально пригодным для партийно-хозяйственных игр.