Александр Михайловский - Великий канцлер

Между тем Дарья с интересом наблюдала за тем, как мою голову пытаются привести в «приличный" вид. Между прочим, оказалось, что волосы мои выросли несколько больше, чем на два дюйма (не иначе как заговор помог). Это заметила Дарья, которая обладала идеальным глазомером; она даже сбегала и притащила линейку – мы замерили и, к моей радости, вышло чуть меньше трех дюймов. В итоге, при активном участии Дарьи, в которой вдруг проснулось творческое начало, умелых ручек моих горничных, а также при помощи большого количества шпилек, на моей голове и вправду удалось сотворить полноценную прическу. Дарья остроумно придумала: схватить пучки волос у самых корней, а потом, слегка их взбив и протянув через щипцы, распределить и скрепить таким образом, чтобы не было видно проборов. В результате произошло чудо: со стороны казалось, что у меня длинные, уложенные крупными буклями, волосы… Я была рада и изумлена до такой степени, что даже прослезилась. Я решила, что на собственной свадьбе буду именно с такой прической. Она выглядит, правда, немного необычно, но не чересчур; да и, в конце концов, почему бы мне как императрице не стать законодательницей моды? Уверена: после того как моя свадебная прическа станет достоянием общественности, многие дамы кинутся мне подражать…

В это утро будущий вождь мирового пролетариата проснулся довольно поздно и в преотвратнейшем настроении. В последнее время чтение газет вызывало у Ильича головную боль и приступы жестокой депрессии. А то как же: рухнули его надежды на то, что проклятый царизм потерпит сокрушительное поражение в войне против японской империи. Вместо разгрома и ослабления самодержавия русские флот и армия одержали сокрушительные победы и на море и на суше, что в итоге вынудило японского императора униженно признать себя побежденным. Порт-Артур, Цинампо, Тюренчен и, наконец, Цусима. Эти названия для Владимира Ульянова были пропитаны горькой желчью несбывшихся надежд. Японцы не оправдали оказанного им высокого доверия стать тем тараном, который разломает ветхое, насквозь прогнившее самодержавие; так, может быть, хоть англичане, эти просвещенные мореплаватели, окажутся на высоте?

Но и англичане не справились с задачей нанести поражение русскому самодержавию. Британская эскадра, собравшаяся атаковать секретную русскую базу на островах Элиота, была потоплена самым необъяснимым образом, при этом английские морские артиллеристы даже не увидали врага в прицелах своих орудий. Командующий же британской эскадрой адмирал Жерар Ноэль не погиб в этой бойне, а попал в русский плен, после чего вывернул перед газетчиками наизнанку все грязное белье британской политики. И снова российская деспотия укрепилась, а ее самый сильный и непримиримый враг ослаб. Европейские газеты, еще недавно злорадствовавшие по поводу неудач русских, теперь дружно, как стая псов, почуявшая подранка, переключилась на британский королевский флот, который неожиданно постигла жестокая неудача. Позор был такой, что в Британии сменилось правительство, и новый премьер полностью дистанцировался от действий предыдущего кабинета, а Первый Морской лорд просто застрелился, чтобы не попасть под парламентское расследование.

И – последняя неприятность, случившаяся совсем недавно. Замысел группы гвардейских офицеров (так сказать, новых декабристов) убить царя Николашку и совершить дворцовый переворот с треском провалился, а все участники заговора были схвачены имперской безопасностью, этой новой Тайной Канцелярией. Несомненно, провал переворота произошел из-за того, что детки аристократов и крупных капиталистов, составлявшие костяк офицерского состава Гвардии, не имели не малейшего понятия о конспирации. Поэтому люди в черных мундирах, незадолго до того разгромившие опытнейшую эсеровскую боевку, играли с ними как кошка с мышкой. И вот результат. Николашка все-таки оставил престол, но его сменила сестрица Ольга – особа решительная, волевая и невероятно жестокая, в окружении которой оказались сплошь патологические палачи и отъявленные держиморды.

Если вспомнить российскую историю, то двести лет назад вернейшими соратниками молодого царя Петра Первого, пьяницы, маньяка и сифилитика, были ушлый прохвост Алексашка Меньшиков и верный царский сатрап князь-кесарь Федор Ромодановский. Так и при новоявленной императрице оказались такие жутковатые персоны, как один из начальников имперской безопасности господин Мартынов (несомненно, создатель этой сыскной мясорубки), императорский жених, международный авантюрист и наемник господин Новиков, как писали в газетах, сам себя назначивший полковником и Великим Цусимским князем, а также некто господин Одинцов, заявивший о себе как о новом князе-кесаре. Рассказывали, что во время побоища в бухте Цинампо эти люди приказали расстреливать спасающихся вплавь японских солдат из пулеметов. Когда все кончилось и несколько часов спустя трупы всплыли, поверхность воды на месте побоища оказалась сплошь покрыта телами убиенных людей.

Кто бы мог подумать, что в ничем не примечательной юной девице и ее присных окажется столько яростной неистовой злобы? Как восемьдесят лет назад, когда провалилось восстание декабристов, следствием неудачного переворота оказалась мутная волна реакции, с головой захлестнувшая Россию, будто японское морское чудовище цунами! Людей, не согласных с режимом в том, какой в будущем должна стать Россия, хватают прямо на улицах и навешивают не три-пять лет ссылки в приятные для жизни места, а десять-пятнадцать лет каторжных работ. И пусть среди жертв развязанного террора практически нет большевиков, а сплошь члены эсеровской боевки, аристократы-заговорщики и казнокрады – но он, Владимир Ленин, предчувствует тот момент, когда, покончив с прочими врагами, имперская безопасность накинется на борцов за интересы рабочего класса.

Если дела так пойдут и дальше, то социалистической революции, которую жаждут произвести большевики, придется ждать лет сто-сто пятьдесят, потому что сейчас Российская империя стонет в жесточайших руках сатрапов самодержавия. В революционеров пока не стреляют из пулеметов, как в японских солдат, да и здесь, в Швейцарии, они недосягаемы для русских властей. ( Пока недосягаемы, Владимир Ильич, пока… ) Но, несмотря на это, становится очевидным, что ни о какой революционной ситуации теперь не может быть и речи, ведь для успеха революции необходимо бессилие верхов, импотенция власти – чего в случае с императрицей Ольгой нет и в помине. Да и господин Зубатов, ратующий за то, чтобы власти удовлетворили самые насущные нужды масс, снова приближен к трону и любим, так что и с низами тоже будет не все ладно. Вот и предается товарищ Ульянов неумеренной тоске после каждого чтения свежей прессы, когда чем дальше, тем страшнее. Никому он теперь в России не нужен, революция разгромлена, реакция торжествует.