Андрей Посняков - Синяя луна

Впереди, перед князем, умело оттесняя могучими плечами народ, шагали двое здоровяков, позади – ещё трое. Ускорив шаг, Баурджин, как вышли на шумную рыночную площадь, хлопнул десятника по плечу:

– Пойдёшь со мной, рядом. Будешь объяснять – что к чему.

– Слушаюсь, го…

– Тсс! Не ори ты так. Звать как?

– Кого звать?

– Тебя, прости, Господи!

– Ху Мэньцзань, государь!

– Опять государь! Ладно, шагай вот тут, по левую руку.

Городской рынок располагался на большой площади, образованной слиянием двух главных улиц, одна из которых шла с севера на юг, другая – более широкая – с востока на запад. За углом, под навесами, кричали ишаки и верблюды, ржали лошади, на самой же площади располагались торговые ряды и превращённые в прилавки повозки. Кроме того, на прилегающих улицах гостеприимно распахнули двери лавки, закусочные, постоялые дворы. В толпе продавцов и покупателей шныряли юркие мальчишки – водоносы, продавцы пирогов и прочей мелкой снеди. Орали, нахваливая свой товар, переругивались, дрались.

– А вот пироги! С мясом, с рыбой, с капустою!

– Водица! Чистая свежая водица!

– Лепёшки, горячие лепёшки! Всего два цяня, налетай, пока не остыли!

Где-то рядом вкусно запахло жареным мясом, и внезапно почувствовавший голод Баурджин остановился у пышущей углями жаровни. Какой-то седобородый дед ловко жарил на вертелах мелкие кусочки мяса.

– Какая цена, уважаемый?

– Пять цяней!

– Кусок?

– Десять кусков. Вкуснейшая парная телятина, господин!

Баурджин хлопнул себя по поясу… Ах! Денег-то с собою не прихватил.

– Эй, Ху Мэньцзань, есть медяхи?

– Найдутся, го… господин.

– Купи на всех мяса… И лепёшки… Эй, парень! Разносчик!

Мальчишка-лепёшечник подбежал в миг, изогнулся в поклоне:

– Что угодно, господа?

– Лепёшки! Что ещё-то от тебя взять?

– Могу… – парень заговорщически подмигнул и понизил голос. – Могу свести с хорошими девочками. Здесь, недалеко. И недорого!

– Лепёшки давай, сутенёр чёртов! А девочек мы и без тебя добудем, коли понадобятся.

Прямо в лепёшки и положили мясо, старик-продавец тут же полил их острой подливкой… уммм! Вкусно! Ещё бы вина или пива, а то всё горло горит.

– Эй, парень! Лепёшечник! За пивом сбегай!

– А вам какого пива – дорогого или вкусного?

– Хм… Вкусного! И, желательно, холодного.

– Пятнадцать цяней, господа!

– Пятнадцать цяней? – тут уж изумился десятник. – Ах ты, прощелыга! Да на такие деньги целый день жить можно, ни в чём себе не отказывая… ну, почти ни в чём. Что стоишь, глаза твои бесстыжие?! Пошёл вон отсюда, а пиво мы и без тебя купим, можно подумать – не знаем, где.

– Так это пока вы ещё купите! – мальчишка нахально присвистнул, но, на всякий случай, отскочил от рассерженного десятника шага на три. – А я вмиг принесу.

Баурджин ткнул десятника кулаком в бок:

– Давай, давай, Ху Мэньцзань, раскошеливайся, коли уж начал. Потом сочтёмся, не думай!

Ах, какое же это было вкусное пиво! Вкуснейшее! Вязкое, густое, холодное, пахнущее солодом и чуточку подгоревшим ржаным хлебом. Давно уже не пил Баурджин такого вкусного пива, последний раз, дай Бог памяти, в пятьдесят восьмом году, в ларьке у какого-то ленинградского парка.

А кругом было так хорошо! Синее небо, ласковое осеннее солнышко, каштаны и пирамидальные тополя вдоль дальней стороны площади, улыбающиеся люди, крики покупателей и продавцов.

– Этот парень предлагал нам девочек, – потягивая пиво, вслух рассуждал Баурджин. – Что же, выходит весёлые дома здесь прямо у базара располагаются? А ведь это нарушение. Куда только смотритель рынка смотрит… Впрочем, ясно – куда. На руку дающую – вот куда. Однако непорядок, непорядок – от весёлых домов могут быть болезни разные, а тут рынок, не толок ткани, посуда оружие – но и всякая снедь.

– Эй, лепёшечник! Забирай кружки… Ху, дай ему пару цяней!

– Этому прощелыге?! Я ему лучше в лоб сейчас дам!

– В лоб – это хорошо, конечно. Но подожди. Лепёшечник!

– Да, господин?

– Ты, кажется, предлагал нам девочек?

– О! – паренёк просиял, видать, имел с этого дела нехилый процент – Вы всё-таки надумали, господа?! И правильно. Надо же когда-то отдохнуть от своих семей. А девочки хорошие, весёлые, знают много разных забавных историй и в постели много чего умеют.

– И что? – Баурджин незаметно подмигнул своим. – Они тут совсем недалеко?

– Да за углом, на постоялом дворе.

– Только там, или ещё и в других местах есть? – дотошно уточнил князь.

– Да везде! – лепёшечник рассмеялся. – В каждой корчме имеются, не свои, так с улицы приходят.

– Ай-ай-ай, – грустно покачал головой Баурджин. – Безобразие! Как есть безобразие. Ху, напомни-ка мне, как придём, чтоб не забыл вызвать на завтра смотрителя рынка. Много вопросов появилось у меня к этому господину.

– Так как с девочками? – напомнил лепёшечник.

Князь улыбнулся:

– А никак пока, передумали. Ты вот что, лучше нам ещё пива принеси.

– С большим удовольствием, господа. Только вот насчёт девок вы зря отказались.

– Ла-а-адно!

Ху Мэньцзань отсчитал парню деньги – медные, с квадратною дырочкой, монетки – цяни. Лепёшечник, подмигнув, покинул медяхи вверх и, ловко поймав, сунул за пояс. Отошёл, прихватив кружки.

Оставив воинов дожидаться пива. Баурджин в сопровождении десятника Ху прошёлся вдоль ближайших рядков, где продавали всякую всячину – разноцветные шёлковые ленточки, стеклянные бусы, дешёвые – бронзовые и медные – браслетики, каких-то глиняных божков с хрустальными глазами, небольшие шёлковые полотнища с наспех намалёванными иероглифами – пожеланиями удачи и счастья.

Нойон с любопытством взял одно из полотнищ, усмехнулся – грубая, грубая работа… Как вдруг внимание его привлекли раздавшиеся позади крики. Баурджин тут же обернулся – позади, шагах, наверное, в десяти, громко крича, дрались, валясь в пыли, мальчишки, подзадориваемые быстро собирающейся толпою зрителей.

– Дай, дай ему!

– А ты лягни, лягни!

– За ухо его кусай, за ухо!

– Ставлю три цяня, что вон тот, лохматый, победит!

– Конечно, победит. Это ж наш, с рынка.

– Так и тот наш – лепёшечник!

– Видать, не поделили парни что-то.

– Дай ему, дай!

– Куси за ухо!

Естественно, в драку никто не вмешивался, до тех пор, пока Баурджин не распознал в одном из парней лепёшечника, только что посланного за пивом. А, распознав, обернулся к десятнику:

– Ху, разберись!

Десятник кивнул воинам.

А что произошло дальше, даже опытный Баурджин не смог бы точно сказать! Вот только что была драка, толпа, и вдруг… Воины действовали умело и быстро – не говоря грубого слова, улыбаясь, оттеснили могучими плечами одного, другого, третьего… Оп! Что-то почувствовав, тот, что напал на лепёшечника резко вскочил на ноги, осмотрелся и, швырнув деньги в пыль, бросился бежать.