Андрей Посняков - Синяя луна

Выл ветер, бросая в лица всадников холодную песчаную пыль, вокруг, насколько хватало глаз, тянулась пустыня – жёлто-коричневые пески, барханы, голо и пусто, лишь кое-где виднелись редкие заросли саксаула и тамариска да безводные русла высохших рек. Шёл пятый день пути, которому пока что не было видно ни конца, ни края.

– Господин! – перекрикивая ветер, обернулся к Баурджину проводник – седой и морщинистый старик, несмотря на свой возраст ещё вполне жилистый и сильный. – Скоро будет хребет, а сразу за ним – урочище, там и заночуем. Прикажи ускорить ход, князь, хорошо бы успеть в урочище к вечеру!

Молча кивнув, нойон махнул рукой и хлестнул коня плетью. Следом за ним ускорились и остальные караванщики. Если б не запряжённые в тяжёлые повозки медлительные волы, можно было бы двигаться куда быстрее, правда, тогда пришлось бы бросить повозки, а так можно было бы поступить лишь в крайнем случае – песчаной бури или внезапного вражеского нападения. Да, конечно, в повозках не имелось ничего особенно ценного для каравана – лишь богатая одежда, золотая и серебряная посуда, парчовые и шёлковые ткани, украшения и прочая дребедень, вполне даже необходимая – ну, не являться же господину наместнику нищим! Население Ицзин-Ай – в основном торговое: купцы, караванщики, обслуга проходящего через город Великого шёлкового пути. Вот пусть и видят: Повелитель Чингисхан – человек не бедный, а его представитель Бао Чжи вовсе не нуждается во взятках. И, кроме того…

– Понимаешь, нойон, ты должен произвести впечатление временщика, причём, такого временщика, которому и этот город, и его жители, и богатства – нужны, как пятая нога собаке, – инструктировал перед самым отъездом Елюй Чуцай, киданьский мудрец, ещё не так давно служивший цзиньцам, но попавший в плен и, волею Чингисхана, ставший одним из мудрейших вельмож нарождавшейся Монгольской империи. Высокий и представительный, с узкой седой бородой и звучным голосом, кидань сильно напоминал князю некоего Елюя Люге – правителя «стального» киданьского царства Ляо, возрождённого к жизни не без помощи самого Баурджина.

– То есть ты в Ицзин-Ай как бы на время, быть может – на очень короткое, но, может – кто знает? – Елюй Чуцай покачал головой. – Ведь нет ничего более постоянного, чем временное. Это прекрасно знают шэныли из Ицзин-Ай.

– Вот как? Там есть и шэныли?

– Есть, есть – как же без мудрецов и чиновников? Они не должны видеть в тебе нечто незыблемое, постоянное… должны действовать свободно, даже, может быть, на первых порах, не особенно с тобой считаясь.

– Как это – «не считаясь»? – нехорошо прищурился князь. – Я наместник, или собачий хвост?

– Вот-вот! – мудрец улыбнулся. – Так ты и должен рассуждать, как рассуждал бы на твоём месте любой вельможа. Да, городские чиновники должны испытывать перед тобой трепет… который вовсе не помешал б им втихаря обтяпывать свои делишки – мздоимствовать, покровительствовать разбойникам, воровать из казны… Ну, что тебе об этом рассказывать, ты ведь не так давно вернулся из Ляояна, сам должен всё хорошо понимать.

– Да понимаю, – махнул рукой Баурджин.

Елюй Чуцай погладил бороду и потянулся к кувшину:

– Ты не сиди, как истукан, князь! Давай-ка выпьем немного.

– Выпьем? – нойон удивлённо вскинул брови. – Вот уж не ожидал даже услышать такого слова от ближайшего советника Великого хана!

– Я сказал – «выпьем», а не «напьёмся», – внезапно расхохотался мудрец. – В этом большая разница. Вино – прекрасно, если сближает.

– И если знать меру, так?

– Нет, не так, князь, – кидань прищурился. – Не надо себя ограничивать в мелочах, нужно понимать лишь одно: вино – для людей, а не люди для вина.

– Ну, – не удержался от улыбки нойон. – Так про любую вещь можно сказать, и почти про любой дело.

– Да, – Елюй Чуцай важно кивнул. – И в этом – мудрость. Пей, пей, Баурджин-нойон, не думаю, чтоб это прекрасное вино смогло сказаться на умственных способностях такого человека, как ты!

Баурджин усмехнулся:

– Ты поставил три кружки, мудрец! Для кого третья?

– Сейчас придёт Шиги-Кутуку, он у Повелителя. Знаешь, мы хотим видеть Каракорум великим и прекрасным городом… – кидань на миг помрачнел. – Пока же это лишь сборище глинобитных хижин. Ничего, дайте срок!

– А этот дворец, в котором мы сейчас сидим, вовсе не так уж плох, – вскользь заметил нойон. – Цзиньцы строили?

– Проект архитектора Ба Иня, – кивнув, пояснил мудрец.

– Постой-ка! Не тот ли это Ба Инь, из Ляояна, приятель поэта Юань Чэ?

– Да, архитектор Ба Инь как раз оттуда. Недавно уехал. Хороший, приятный в общении человек… и неплохой знаток своего дела.

– Но… – Баурджин задумался. – Ба Инь, насколько я знаю, скульптор. Ну да, скульптор – такую улитку мне изваял в Ляояне, я так и корчму назвал – «Бронзовая улитка»…

– Он и скульптор и архитектор, – подтвердив, Елюй Чуцай прислушался. – Ага… Похоже, кто-то идёт. Наверняка – Шиги-Кутуку. А ну-ка…

Он едва успел наполнить кружку, как в комнату без стука вошёл Шиги-Кутуку – то ли татарин, то ли меркит, моложавый, подтянутый, скромный – один из умнейших советников Чингисхана и верховный судья.

Вошёл, улыбнулся:

– Рад видеть тебя, Баурджин-нойон. Сонин юу байна у? Какие новости?

– Новости у вас во дворце, – с ответной улыбкой князь потеребил свою щегольскую бородку. – Как город – будет цвести?

– Обязательно! – Шиги-Кутуку присел к столику и взял в руки кружку с вином. – За это и выпьем. Умм… Прекрасное вино… Однако, не стоит расслабляться, поговорим о деле. Мудрейший Елюй Чуцай, верно, уже успел рассказать тебе о задании, князь? Я лишь кое-что дополню. – Советник хана посмотрел Баурджину прямо в глаза. – Дело очень сложное, очень. Понимаешь, Ицзин-Ай – по сути, ключ от Великого шёлкового пути, точнее, один из ключей. И этот ключ должен быть монгольским! Шёлковый путь – это не только благоденствие, и торговая выгода. Больше того, это возможность обмена учёными идеями, новостями, это нить, связывающая весь наш мир с мирами Последнего Моря. Мы должны владеть этой нитью, и ты, князь, должен сделать для этого всё.

– Ицзин-Ай, кажется, тангутский город, – как бы между прочим напомнил Баурджин. – И как отнесётся к моему появлению князь тангутов Цзунь Сян?

– Цзунь Сян ненадёжен, – негромко произнёс Шиги-Кутуку. – Сегодня он дружит с нами, завтра – с сунцами. В зависимости от того, кто сильней. Сейчас сила у нас, но… это пока лишь военная сила, а государство сильно вовсе не войском. Точнее – не только войском. Хозяйство – ремесло, торговля, людская жизнь – вот что главное! Великий Чингисхан хорошо понимает это… Для того и строиться Каракорум, хотя многие, как ты, верно, знаешь, против. Увы, увы… – советник скорбно покачал головой. – Монголы не знают, что делать с городами – они их грабят, разрушают и жгут, как поступили с Юч-жоу и со многими цзиньскими городами, впрочем – и не только с цзиньскими. Не разрушать, а сохранять их было нужно! Сохранять под нашей рукой. Увы, многие наши военачальники, не говоря уже о простых воинах – сальджиутах, меркитах, монголах – не понимают ценности городов, для них это просто скопление высоких домов, которые нужно разграбить. Даже у старших сыновей Повелителя – Джучи и Чагатая – нет понимания.