Андрей Посняков - Стальная империя

Баурджин широко улыбнулся:

– Ну да, ну да… Повелевал, что уж. Погонщиками ослов и верблюдов, караванщиками, приказчиками и прочими. Иногда до тысячи человек доходило.

– Ну, вот видите, – развёл руками Пу Линь. – Вот, смотрите ещё. Вот этот знак вы писали, будучи чем-то глубоко озабоченным, а тот – находясь в одиночестве и некотором подпитии… Пьете один? Э-э-э, нехорошо, друг мой! Даже если и тоскуете по родине… Ха! А вот здесь вы уже многонько хлебнули вина… Очень похоже на знаменитого каллиграфа Чжана Сюя, обожавшего вино и ни дня не проведшего трезвым. Он так и подписывал свои восхитительные работы – «Пьяный сумасброд»… А знаете что, дружище Бао?! – Каллиграф понизил голос. – Я вам сейчас его покажу! У меня есть две работы… – Пу Линь подошёл к стоявшему у дальней стены сундуку, наклонился. – О, я отдал за него немалые деньги. Серебро, друг мой, серебро… Ага! Закройте глаза… Ну, на миг только… Всё, можете открывать!

Нельзя сказать, что Баурджин искренне восхитился рисунками, – как можно восхищаться тем, что не до конца понимаешь? – но явственно почувствовал исходившую от иероглифов магию и какую-то дивную притягательную силу.

– Вижу, вы оценили, – заглянув гостю в глаза, довольно промолвил каллиграф. – Ну что, тяпнем ещё винца?

– Да запросто! – обрадованно отозвался князь. – Со всем нашим удовольствием.

Выпив с полкувшина, приятели – наверное, их уже можно было называть именно так, ведь оба доверили друг другу самое сокровенное, иероглифы своих душ, – раскраснелись и уже стали подумывать, не съездить ли в весёлый квартал Цветов и ив, дабы насладиться любовью девиц особого рода.

– К тётушке И предлагаете поехать, любезнейший Пу?

– Можно и к ней. – Пу Линь усмехнулся как-то философски. – Только лучше не в бордель, а к куртизанкам. Да – так лучше. Только намного, намного дороже.

– К куртизанкам, к проституткам… – лениво махнул рукой нойон. – Какая разница?

– Огромная, друг мой! Вот и видно, что вы – чужестранец, – расхохотался Пу Линь. – А то бы знали… Ну-ка выпьем! Как вино?

– Чудесно, друг мой!

– Ну, ещё бы! Так вот, о куртизанках… Куртизанки – это… не знаю даже, как и сказать… Это аристократки духа, высокообразованные, красивые, умные, часто – очень обеспеченные женщины, многие из них – практически официальные любовницы самых важных господ! Крутить любовь с куртизанкой престижно и захватывающе! Что же касается проституток, то, увы, это несчастные девушки, попавшие в бордель по разным причинам, чаще всего – из-за непроходимой бедности. Они не имеют права выбирать, когда и с кем спать, как куртизанки, даже не имеют права выходить из борделя, только наш общий знакомый, господин Лу Синь-шэньши иногда привлекает их для разного рода городских работ, как правило, очень грязных, типа очистки улиц или опорожнения выгребных ям.

– Да уж, что и говорить. – Баурджин вдруг вспомнил Си Янь и вздохнул. – Незавидная судьба… Впрочем, не будем о грустном, дружище! Ведь у меня, уважаемый Пу Линь, для вас припасён подарок. Я ведь обещал, помните?

– Так и я вам кое-что обещал, – улыбнулся каллиграф. – И обещанное выполнил.

– Вот и славно! Велите кликнуть моего слугу. Впрочем, я сам… Чен! Чен!

– Звали, хозяин?

– Что-то ты слишком быстро припёрся, бродяга! – недовольно скривился князь. – Небось подслушивал у дверей?

– Что вы, господин, как можно?

– Ладно, давай вытаскивай.

Поклонившись обоим господам, слуга с осторожностью достал из сумы завёрнутый в тонкую бумагу черенок розы.

Взяв цветок, нойон развернул…

– О, не может быть! – всплеснул руками Пу Линь. – Ведь это же… это же…

– «Розовый тигр», друг мой. – Баурджин довольно ухмыльнулся.

– Я так долго его искал!!!

Князь чувствовал, что угодил своим подарком.

– Ах, какая прелесть! – С осторожностью передав черенок слуге, каллиграф подошёл к висевшему на стене резному шкафчику и, достав оттуда сложенные совершенно по-книжному – гармошкой – листы бумаги, с улыбкой вручил их гостю. – Я выписал кое-что о вашем друге. Помните, вы просили?

– Прошу принять уверения в совершеннейшем к вам почтении, уважаемый господин Пу Линь! – Расшаркавшись, Баурджин вежливо попрощался с хозяином дома.

Да уж и пришла пора прощаться – на дворе давно уже было темно. Ночь, туманная и дождливая ночь опустилась на город, накрывая улицы и площади, дома и дворцы темнотой, влагой и… нет, пожалуй, не холодом, а промозглой сыростью.

Придя домой, князь вполуха выслушал приветствия и вечерние пожелания недавно вернувшихся из харчевни слуг и нетерпеливо скрылся в кабинете, где расторопный Чен уже успел зажечь светильники.

Усевшись за стол, Баурджин разложил перед собой записи Пу Линя, наслаждаясь истинной красотой тщательно выписанных иероглифов. Ага, вот оно… Елюй Люге… Тысячник… В двенадцатый год правления прежнего императора, а именно в пятый день второй луны года Тигра сдал военный экзамен с третьей попытки…

Военный экзамен. Почему не гражданский или литературный, они куда престижнее? Захотел стать офицером и испытать все тяготы жизни в отдалённом гарнизоне, столь красочно описываемые литераторами в старинных романах? Хм… Странное желание. Впрочем, странное – для ханьца, а Елюй Люге не ханец, а кидань. Значит, точно – хотел стать офицером, человеком военным, и шёл к этому весьма целенаправленно – «с третьей попытки». Ладно, посмотрим, что тут ещё?

Ого! Десятого дня пятого месяца года Крысы – победа на конкурсе чтецов! Однако интеллигентнейший человек наш бравый вояка! Победить на конкурсе чтецов по силам далеко не каждому, ведь читать приходится древние канонические тексты, наизусть цитировать страниц по двадцать, причём ничуть не отступая от оригинала. Тут одной памяти мало, нужно ещё и хорошее образование, очень хорошее. И где его мог получить простой киданьский юноша? Не чжурчжэнь, даже не ханец. Неужели учился в какой-нибудь престижной школе? Впрочем, что гадать? Вот, на следующей странице как раз имеется этот иероглиф – «школа». Ага, значит, учился… Учился в Кайфыне – Южная столица, большой и просвещённый город. Студент, хм… Нет, лучше сказать – кандидат. Кандидат на соискание степени шэньши. Чего ж подался в военные, ведь карьера гражданского чиновника куда престижней? Был бы чжурчжэнь, тогда понятно. Так, а почему нет сведений о рождении?

Баурджин быстро перелистнул страницы – ага, вот оно. Воспитывался в доме сяньгуна… чёрт, непонятный знак… наверное, название провинции или уезда… в доме сяньгуна Ли Дачжао. Сяньгун – титул примерно равный европейскому герцогу. Интересно, почему – «воспитывался»? И где сведения о родителях? Не посчитали нужным вписать в досье или, может быть, Пу Линь поленился их выписать? А может, Елюй Люге – сирота? Вот ещё один странный знак, как раз напротив титула… Ага! Это новый абзац, кажется. А вот – знак гнева. Поня-атно! Значит, этот самый сяньгун Ли Дачжао в месяц холодных рос (примерно октябрь, ведь ханьские месяцы – лунные)… года… Собаки, что ли? Нет, Обезьяны. Впрочем, не это важно, куда важнее другое – по каким-то неизвестным причинам покровитель рассердился на Елюя, тогда ещё совсем юношу, и… то ли прогнал его, то ли Елюй Люге сам ушёл. А куда ушёл? А в студенты, точней – в кандидаты. Учиться пошёл, вот как… Хорошее дело. А на какие, извините, шиши? Школа-то, похоже, одна из престижнейших. Изучал литературу, историю. И это только для того, чтобы стать военным? Или имелся совсем иной интерес к историческим хроникам? Какой? Вопросы…