Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Нельзя не отметить и следующее утверждение Винничевского, имеющее принципиальный характер: «Половых сношений с женщинами я никогда не имел, и желания к этому у меня не имеется. Когда начинаю думать о половых сношениях, у меня появляется брезгливое чувство». Эту декларацию он будет повторять в дальнейшем неоднократно на разные лады и не отступит от сказанного ни на йоту. Утверждение это очень странное, и для 16-летнего юноши, мягко говоря, нехарактерное. Во время юношеской гиперсексуальности всё, что связано с половыми отношениями, представляется чрезвычайно интригующим и интересным. Неосведомлённость сверстников и недоступность девушек подобный интерес только разжигает. И вдруг мы видим юношу, испытывающего ко всей этой сфере «брезгливое чувство». Очень странно!

Итак, задержанный объяснил в общих словах свою мотивацию, и далее последовало перечисление преступных посягательств (орфография подлинника сохранена): «Желание к совершению убийств появилось у меня внезапно летом 1938 г. после того, как мне исполнилось 15 лет. В один из дней июля 1938 г., сейчас хорошо вспоминаю, что это было 12 числа, вечером от 8 до 9 часов, я зашёл во двор дома №19 и увидел живущую там девочку по имени Гера, фамилия её Грибанова, жила она там с родителями по указанному мною адресу. Увидев Геру, я зашёл в куст черёмухи, растущий во дворе, откуда позвал Геру к себе, она подошла ко мне, и я, укрывшись с ней в кустах, снял с неё всю одежду, помню, что на ней была красная шапочка, другой её одежды я забыл. Когда на Гере одежды не было, я руками пощекотал между ног, она не плакала, а наоборот, смеялась. В то время, когда я её щекотал, мой половой орган был возбуждён, и мне казалось, что начинается выделение семени, но в действительности этого не было. Пощекотав Геру, начал давить ей шею руками, в этот моменту у неё из носу пошла кровь. После этого я нанёс Гере много ранений ножом в туловище и голову, отрезал ей руку и ногу. Нанося Гере ранения в голову, конец ножа, которым я её резал, сломался».

На вопрос Брагилевского, зачем преступник отрезал руку и ногу девочке, и сделал ли он это прижизненно или посмертно, Винничевский ответил, что совершил это, потому что «получал удовольствие от самого процесса резания, сделал я это тогда, когда Гера была мёртвая». Вопрос в явном виде является наводящим, поскольку ни один разумный преступник – а Винничевский, как мы увидим из дальнейшего, оказался очень разумен и по-своему хитроумен – не скажет, что расчленял жертву заживо. Вопреки любым фактам и аргументам он будет настаивать на том, что осуществлял расчленение тогда, когда жертва умерла, либо он подумал, что жертва умерла, поскольку такого рода оговорки делают его изуверство чуточку менее изуверским. Далее задержанный пояснил, что нож, кончик которого отломился во время убийства Герды Грибановой, находится у него дома, в кармане пиджака, кончик его лезвия заточен у неизвестного ему уличного точильщика.

Далее последовал интересный пассаж, который нельзя не процитировать: «совершив убийство Геры, я оставил её в положении лёжа на животе в кустах черёмухи, труп её укрыл снятой с ней одеждой и засыпал землёй. Ничего из одежды, бывшей на Гере, я себе не взял… Говорили, что у Геры пропала шапочка, но я её не брал, её, по всей видимости не смогли найти, т.к. она была завалена землёй. В момент обнаружения и поднятия трупа Грибановой я присутствовал».

В эти несколько предложений Винничевский умудрился вложить целую россыпь в высшей степени любопытных признаний, которые наводят на интересные размышления.

Во-первых, мы знаем, что труп был найден в положении «лёжа на животе» – тут задержанный высказался в полном соответствии с фактами, думается, опять-таки, не без наводящего вопроса Брагилевского, но это недоказуемо, поэтому не станем фиксироваться на этой детали. Гораздо интереснее то, что расположение трупных пятен однозначно указывает на длительное (не менее 12 первых часов с момента наступления смерти) пребывание трупа в положении «лежа на спине». Это аксиома, которая не может быть изменена никакими волюнтаристскими соображениями «следственной целесообразности» или хитростями составления милицейских протоколов. Однако то обстоятельство, что труп переворачивали, Брагилевский и присутствовавшие в кабинете милицейские чины, скорее всего, либо не знали, поскольку не читали целиком акт судебно-медицинского исследования трупа Герды Грибановой, либо знали, но забыли за давностью, ведь со времени убийства минуло 15 месяцев. Винничевский, может быть, и признался бы в переноске трупа, но Брагилевский наводящего вопроса на эту тему не задал, и указанный ляп попал в документ, где благополучно и сохранился до наших дней без всякого объяснения.

Во-вторых, мы видим, что Винничевский весьма уверенно в двух местах упоминает о засыпании трупа землёй, что вообще-то не лезет ни в какие ворота. Труп не был засыпан землёй, мы это знаем абсолютно точно из рапорта оперуполномоченного ОУР Неволина, имеющегося в следственных материалах. В своём месте все эти детали должным образом были рассмотрены. Напомним, что рядом с телом девочки были уложены отрезанные части руки и ноги, а также ботиночки жертвы, находившиеся в вертикальном положении. Их тоже убийца засыпал землёй?! То есть Винничевский брякнул в этом месте полнейшую отсебятину, а допрашивавший его старший оперуполномоченный акцента на ошибочном утверждении не сделал, скорее всего, потому, что сам этих деталей не знал. Либо посчитал незначительными, но это вряд ли.

Далее задержанный признался в том, что в декабре 1938 г. во дворе одного из домов по улице Мамина-Сибиряка предпринял попытку задушить маленького мальчика. Тот возился с санками, Винничевский пообещал прокатить малыша, и далее события развивались следующим образом: «…он сел в санки, и я повёз его вглубь двора и там снял с санок и начал давить ему шею руками. В момент, когда я это делал, недалеко проходили люди, я бросил мальчика в снег и ушёл. Уходя, я видел, как мальчик хрипел и видел, как он руками и ногами проделывал разные движения». То есть, насколько можно понять, ребёнок остался жив. Об этом инциденте правоохранительным органам ничего известно не было.

В скором времени последовало новое нападение, но уже за пределами Свердловска. 3 января 1939 г. жена дяди Винничевского – Мария Александровна Мелентьева – отвезла его на железнодорожную станцию «Гора Благодатная», где проживала некая бабка-знахарка, умевшая «заговаривать» от заикания. Там Винничевский прожил 6 дней и примерно за двое суток до отъезда на одной из улиц посёлка повстречал маленького мальчика, игравшего в одиночестве. Злоумышленник спросил у малыша, где находится уборная, и тот простодушно повёл его в нужном направлении. Винничевский завёл малыша в сколоченную из теса кабинку, принялся его душить, не раздевая, после чего нанёс в голову несколько ударов рукояткой ножа. Считая, что ребёнок убит, он бросил тело в выгребную яму уборной. Об этом преступлении областному уголовному розыску также ничего не было известно.