Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Но нет – это не бред! Это выстрел с дальним прицелом. Задержанному молодому человеку инкриминируют то, за что можно расстрелять, ибо по обвинению по статье 136 расстрел невозможен в принципе – максимальное наказание по ней «всего лишь» 10 лет лишения свободы. Конечно, и 10 лет в сталинском ГУЛАГе – это очень много и очень страшно, но это не расстрел. Винничевский отсидит «десятку» и выйдет на свободу в 26 лет!

Казалось бы, абсурд полный, никак не «пришить» преступления против порядка управления человеку, который похищал малолетних детей, а затем их убивал и совершал совокупления с трупами. Но в советском правосудии «пришить» можно было многое и многим, в этом сталинским правоохранителям и судейским чиновникам помогала замечательная статья 16 Уголовного кодекса. Она заслуживает того, чтобы её текст выбили аршинными буквами на одном из тех памятных знаков, что устанавливаются в местах захоронения жертв репрессий той поры. Вчитайтесь: «Статья 16. Если то или иное общественно-опасное действие прямо не предусмотрено настоящим кодексом, то основание и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления».

Вот так, всё просто! Казалось бы, нет в Уголовном кодексе состава преступления, а стало быть, и деяние преступным не является, но.., всегда можно придумать, на что оно кажется похожим. Вот посчитали свердловские правоохранители, что действия Винничевского «прямо не предусмотрены настоящим Кодексом», при этом цинично проигнорировав статью 136, пункт «е», и решили квалифицировать его преступления как бандитизм по статье 59.3. А что такого? Право у них такое есть, сталинское правосудие – или точнее, кривосудие – им такое право дало, предусмотрительно снабдив Уголовный кодекс изумительной статьей 16. И точка.

При визуальном изучении «Постановления об избрании меры пресечения» нельзя не обратить внимание на отсутствие на документе важных реквизитов. Прежде всего, вышестоящий начальник должен санкционировать решение нижестоящего заключить подозреваемого под стражу, то есть наложить на документ разрешительную резолюцию. Проще говоря, такое «Постановление» подписывается двумя должностными лицами. Это правило соблюдено при оформлении всех аналогичных документов, имеющихся в следственных материалах.

Скажем, решил начальник 1-го отделения ОУР Кузнецов в июле 1938 г. арестовать Грибанова, деда убитой девочки, оформил соответствующее «Постановление», тут же сам его подписал и начальнику своему Цыханскому отнёс, который мало того что подписал, так ещё и резолюцию наложил: «Арест санкционирую». Но на «Постановлении» об аресте Винничевского нет резолюции начальника Управления РКМ Александра Урусова, хотя в левом верхнем углу отпечатано: «„Утверждаю“ Нач. УРКМ – Пом. нач. УНКВД по Свердловск. области – капитан милиции /А. Урусов / _____ 1939 г.». Иными словами, документ подготовлен, а вот резолюции шефа почему-то нет, хотя Урусов присутствовал при первом недокументированном допросе Винничевского, в этом не может быть никаких сомнений.

«Постановление» это вообще выглядит очень чистым и аккуратным, обычно документы, которые передвигались по столу и передавались из рук в руки, вид имеют несколько более потрёпанный. Интересна и другая деталь – Владимир Винничевский подписал «Постановление», что означает, что оно ему было объявлено, но не поставил дату, хотя для этого на документе имеется соответствующая графа и по процессуальным нормам арестант вписывает дату ознакомления своей рукой. Но в данном случае строчка эта пуста.

Это заставляет нас предположить, что подшитое в следственных материалах «Постановление» совсем не тот документ, который был подготовлен и предъявлен Винничевскому вечером 24 октября 1939 г. Тот документ исчез, и вместо него спустя несколько недель, примерно во второй декаде ноября 1939 г., появился этот. Понятно, что при всех этих манипуляциях начальник Управления милиции Урусов не присутствовал, потому-то его подписи и резолюции на «Постановлении» нет, а подделать их в силу очевидных причин никто не решился. Разумеется, никто не позволил арестанту указать истинную дату, когда он ставил свою подпись. Строчку с датой вообще могли прикрыть листом бумаги, чтобы Винничевский её не увидел и вопросов не задавал – эти фокусы с прикрыванием документов вполне в стиле затейников из сталинского НКВД. Для чего это было проделано? Цель была одна – скрыть, что изначально Винничевскому инкриминировалась та самая статья 136, пункт «е», по которой и должно было возбуждаться и проводиться расследование, а вот затем статью изменили на более тяжкую, расстрельную.

Помимо описанных выше мелочей, существует ещё одно весомое доказательство подделки «Постановления об избрании меры пресечения». 25 октября, то есть на следующий день после задержания Винничевского, за подписью Урусова, Брагилевского, Вершинина появилось постановление о заключении под стражу Винничевского в качестве обвиняемого по статье 59.3, о чём надлежало просить санкцию областного прокурора. Документ этот явно рабочий, у него потрёпанные края, видно, что его сгибали пополам, бумага с дефектами, на нём даже присутствует затёртый след резолюции некоего Цыганкова (кто такой – неизвестно), которую, похоже, стёрли ластиком. В общем, именно так и должен выглядеть документ, который носили из кабинета в кабинет, передавали из рук в руки и т.п. Полный контраст с девственно-чистым и аккуратным «Постановлением об избрании меры пресечения». Важный момент, на который нельзя не обратить внимание: Винничевский этого документа не видел ни 25 октября, ни позже. Другими словами, про обвинение по статье 59.3 УК РСФСР он в первые дни и недели после ареста ничего не знал. Деталь эта очень важна для нашего повествования и в своём месте станет ясно почему.

Пока же продолжим разбираться с бумажками. Санкция исполняющего обязанности облпрокурора Козлова была получена в тот же день, то есть 25 октября 1939 г., на что указывает проставленная его рукой дата, но речь сейчас не об этом, а немного о другом. Винничевского не могли арестовать по статье 59.3 до соответствующей санкции прокурора, а санкция эта появилась лишь на следующий день. И это означает, что «Постановление», в котором указана статья 59.3, – липа. Для того, чтобы маленький милицейский фокус не особенно бросался в глаза, эти два документа – то есть «Постановление об избрании меры пресечения» и «Постановление о привлечении в качестве обвиняемого» – спрятали в буквальном смысле этого слова. Их поместили в разные части следственных материалов: первое из поименованных постановлений вшито в 1 том (стр. 20), а второе – в 4 том (стр. 9), хотя по смыслу и хронологически они должны помещаться рядом, более того, «Постановление об избрании меры пресечения» должно находиться после «Постановления о привлечении в качестве обвиняемого».