Виталий Виниус - Римские вакации

— И здесь хохлы… — пробормотал Боба, явно вспомнив цвета украинского флага.

Копья египтян оставались поднятыми — видно, они предполагали нас просто растоптать.

— Пора! — истерически завопил Лёлик.

— Нет! — проревел категорично Джон. — Ещё немного!

— Сам знаю! — закричал в ответ Лёлик, вскочил вдруг на ноги и, широко размахнувшись, с уханьем запулил гранату навесиком.

Граната преодолела предписанную ей траекторию и врезалась разодетому начальнику прямиком в лоб. Тот неуклюже всплеснул руками и хлопнулся на спину. В рядах противника с неприятной недоброжелательностью родился возмущённый вой.

— Болван! Чеку не выдернул! — рявкнул Джон.

— Сам болван! — плаксиво отозвался Лёлик и стал из-за всех сил дёргать затвор автомата, периодически нажимая на заклинивший спуск.

Изнутри строя выпорхнул поток дротиков и с шелестом устремился к нам. Мы с особым вниманием уставились на их целеустремлённый полёт.

— Бежим… — неуверенно то ли предложил, то ли спросил кто-то из коллег.

— Недолёт будет! — успокоительно крикнул Серёга, но, тем не менее, на всякий случай встал в позицию низкого старта.

Дротики пролетели, сколько положено и посыпались вниз, втыкаясь глубоко в землю на пару метров с недолётом.

— Огонь! — истошно заорал Джон, круто замахиваясь.

Гранаты мелькнули тёмными мячиками и попадали перед фалангой. Одновременно грянули взрывы, загудели осколки; посыпались комья земли. Строй смешался, рассыпаясь беспорядочно; мгновенная паника выразилась в единодушно исторгнутом вопле ужаса. И тут же в едином порыве загрохотали очереди. Палец конвульсивно скрючился на спуске, приклад затолкал в плечо; завоняло кисло порохом, прицел запрыгал перед глазами как бешеный, и непонятно было: куда летят пули, но мельтешившие впереди фигуры заваливались, роняя смешные свои копья и щиты.

Почти сразу же неприятель ударился в неотвратимое бегство. Тут же разом мы прекратили стрелять. Коллеги ошалело оглядывались, приподнимаясь; Лёлик всё продолжал рвать затвор — уже обеими руками, упирая приклад в валун.

— Эй, да ты с предохранителя-то сними, — устало посоветовал Серёга.

Мимо нас пронёсся с грохотом и гиканьем конный отряд римлян, настиг деморализованного противника. Пошло избиение. Сзади разнёсся набатно тысячеголосый рык, тупой грохот и лязг — наконец-то схлестнулись главные силы.

К нам подскакал посыльный от Антония; уважительно поглядывая на наши громобои, прокричал, что великий Антоний просит не менее великих союзников отправляться на другой фланг и помочь там.

С трудом поймав своих коней, мы по задам войска, не особо поспешая, направились к указанному месту. В центре театра военных действий вовсю уже происходили прямые контакты по всему фронту. Своими способами, а также и достаточной компактностью занимаемой для того территории напоминали они обычную уличную групповую драку. Супротивники, кое-как держа строй, наседали друг на друга за счёт передних шеренг, тщательно размахивавших отточенным железом в обоюдных попытках положить больше чужих, чем своих; остальные же, особенно задние, вели себя вольно — переговаривались, заглядывали вперёд, вставая на цыпочки, а то и начинали напирать как в пошлой очереди времён застоя, лениво при том покрикивая.

Подъехав к указанному флангу, мы обнаружили несколько пораженческую картину: отряды, утвердившись друг против друга (или, скорее, враг против врага), топтались на месте, не совершая попыток к прямой конфронтации. Римляне громогласно и с подъёмом ругались, египтяне скромно помалкивали — стояли они на пригорке и, по всему, могли наблюдать свершившийся разгром другого фланга.

Лёлик пришпорил аргамака, выскочил вперёд и, взяв автомат навскидку как заправский ковбой, попытался залудить очередью, но после первых же выстрелов конь его понёс, причем прямиком к вражеским рядам. Лёлик бросил стрелять, судорожно приник к конской шее и заорал ужасно. Египтяне, не выдержав столь психического зрелища, переполнившего чашу их выдержки, заорали ещё громче и кинулись тикать врассыпную. В общую симфонию вписали свои восторженные кличи римляне и, ломая строй, бросились вдогонку настигать, крушить и побеждать.

Пять манипулов, ведомые тактически подкованными центурионами, лихо развернувшись, ударили в бок центральной куче-мале. Туда же, описав полукруг, врубились на полном скаку преторианцы, заработали копьями как заводные.

Лёлик, сумевший совладать с конём до непосредственного соприкосновения с утекавшим противником, пустил его по дуге, направляясь к нам. Правильным образом сориентировавшись, он ещё издали стал хвалиться, живописуя: как он в одиночку раскидал целую дивизию, и что этот подвиг затмевает деяния Геркулеса, Пересвета и Василия Ивановича Чапаева вместе взятых.

Мы отъехали в сторону и принялись осматривать поле боя. Лёлик, закончив хвастаться, принялся изображать спортивный репортаж, скороговоркой комментируя проистекание событий и часто повторяя историческую фразу: " Горят, горят как немцы под Полтавой!".

Итог сражения не заставил себя долго ждать. Куча-мала понемногу стала распадаться: вначале отдельными брызгами, потом струйками, а затем и полноводным потоком египтяне кинулись в бега. За ними устремилась римляне, горя праведным желанием ткнуть мечом в спину. Вся компания понеслась к возвышенности, переваливая через неё без задержки.

Разглядев невдалеке Антония, располагавшегося под сенью малинового штандарта с орлом в окружении преторианцев, адъютантов и трубачей, мы направились к нему. Антоний выглядел отменным молодцом и героем, а так же учащимся младших классов, только что отдубасившим своего одноклассника на школьном дворе. Раздуваясь от важности не хуже Лёлика, он небрежно поздравил нас со случившейся викторией и присовокупил пару слов, ненавязчиво подчёркивавших его личный полководческий гений, каковые встречены были свитою любезными возгласами. Впрочем, и нам он отдал должное, отметив бравую нашу исполнительность и пообещав походатайствовать перед Цезарем и сенатом о присвоении нам звания: "Лучший друг Рима".

Лёлик, напыжившись, начал скандально намекать на то, что неплохо бы вместо всяких там званий и прочих почётных грамот наградить нас материально, да ещё и без позорной уравниловки с учётом важности личного вклада в общую победу, но тут внезапно из-за возвышенности раздался жуткий многоголосый рёв, словно бы подстерегала там римских легионеров коварная и могучая засада.

Антоний стал белым как мел, вскочил на коня и, захлестав его жестоко, помчался вперёд. Преторианцы, а за ними и мы понеслись следом. К счастью, тревога оказалась напрасной и вызвана была вовсе не засадными полками, а наличием египетского лагеря с обозом внутри, попавшегося на пути наступавших римлян, который и был тут же оккупирован и пылко подвергнут разграблению. Легионеры напоминали трудолюбивых мурашей; вот только тащили они не в одну кучу, а в разные стороны. Вдалеке клубилась жёлтым хвостом пыль, поднимаемая успешно улепётывавшими египтянами, которых никто и не думал преследовать.