Виталий Виниус - Римские вакации

— И когда успели столько натырить? — удивился Раис.

Новые вопли толпы вызвали повозки, катившиеся в плотном сопровождении преторианцев, возглавляемых Дыробоем. На них красовались уложенные в приятные композиции золотые и серебряные слитки; в широких плетёных корзинах драгоценной чешуёй блестели монеты.

— Вот оно, добро наше едет! — завистливо проворчал Лёлик, стряхивая пот со лба.

— Может, на гоп-стоп возьмём? — деловито предложил Серёга и уже принялся вытягивать из-за пазухи шмайссер.

— Оружия маловато… — с сомнением почесал затылок Раис, сдвинув для того каску на самый нос, но потом добавил живо и оптимистически: — Но топорик со мной!

— Отставить налёт! — одёрнул Джон жиганов-любителей. — Нечего светиться! Мы тут нынче тихо мирно, замаскировавшись.

— Что же это получается?! Да что же это творится? — заныл Лёлик. — Нам от похода победоносного ничего и не досталось?!

— А сокровища фараона откуда взяли? — резонно возразил Джон.

— Ну это мы по собственной смекалке! — заявил Лёлик.

— Слушайте, — отметил Боба, складывая чего-то на пальцах. — А ведь были ещё камешки самоцветные. А на телегах их что-то не видно.

— Ах, Антоний, ах, шельмец! — покачал головой Раис то ли с осуждением, то ли с восхищением.

Караван трофеев, вызывая волнообразные восторги римских граждан, проехал дальше. Следом повели пленных. Было их совсем немного — ровно столько, чтобы соблюсти обычай. Все они были мужского полу, из состава разгромленной египетской армии. Пыльные, грязные, понурые, они тащились нестройной толпою, не особенно стараясь смотреть по сторонам.

Народ постепенно переходил к ликованию.

За пленными шли жрецы в балахонистых тогах и с накидками на головах. Одни из них несли на носилках небольшие скульптурки богов, другие тащили курильни, из которых вился синий пахучий дым. Следом молодые парни в белых с золотыми узорами туниках вели с десяток быков светлой масти.

— А это куда ещё говядина? — озадаченно спросил Раис.

— Для жертвоприношения, наверное, — сказал Лёлик.

Далее топала ещё одна команда ликторов. За ними показалась открытая нарядная повозка, запряжённая четвёркой мулов в золотой сбруе.

— А кого это везут? — справился Джон, щурясь как хохол в Китае.

— Кого, кого!… — снисходительно произнёс остроглазый из-за хронического отвращения к печатному слову Серёга. — Клепатру!

В повозке имелось кресло с прямой спинкой. На нём сидела казавшаяся особенно маленькой и хрупкой египетская царица. У её ног примостился озадаченный и растерянный старичок Мухомор.

Царица была наряжена в белое с синими и золотыми узорами платье; на рыжей гриве гладко причёсанных волос сверкала драгоценными камнями диадема. Клеопатра смотрела прямо перед собой и походила на парадную статуэтку, а вид её, бесстрастный и сумрачный, давал понять, что царица совершенно не уверена в нынешнем своём статусе — то ли силком заполученной гостьи, то ли долгожданной пленницы. Тем более что разболтанный римский плебс активно и громогласно приветствовал её непристойными выкриками, что, по-видимому, так же не способствовало её хорошему настроению.

Далее ехали ещё две повозки, в которых помещались прислужницы царицы. Они были совершенно угнетены и деморализованы и пытались прятаться друг за дружку от нескромных взглядов толпы или хотя бы прикрыться накидками. Римляне орали в их адрес абсолютные непристойности, отчего одни девушки были на постоянной основе пунцовыми, а другие, наоборот, бледными.

Лёлик разглядел свою блондинку, потеряно жавшуюся с краю повозки, закряхтел томительно и стал мечтать вслух:

— Вот бы кого заполучить! Вот бы кого на работу взять рабынями!

— И как это возможно? — скептически спросил Джон, при том пялясь на барышень не без вожделения.

Лёлик озабоченно поморщился, а потом заявил не очень уверенно:

— Пойдём к Цезарю да потребуем как награду.

— Ага! — ухмыльнулся Джон. — Так он тебе девчонок и отдаст! Держи ширинку шире.

Лёлик покраснел и завопил скандально:

— Я доблестный герой! Я ветеран боевых действий! Мне положено!

— На "положено" резолюция наложена! — веско молвил Джон. — Вместо девчонок Цезарь тебя снова забреет, на новые битвы!

— А я не согласен! — быстро встрял Раис. — Я на дембеле!

Появились очередные ликторы. Эти вышагивали с особой торжественностью; их прутья овиты были лавровыми ветвями.

За ликторами шёл целый вокально-инструментальный ансамбль. Музыканты дудели в трубы, пиликали на свирелях и флейтах, а один паганини умудрялся на ходу лихо бренчать на лире. Тут же имелись и певцы, речитативом выкрикивавшие что-то хвалебное, за общим гамом почти и неразличимое.

Сразу же за служителями муз ехала колесница, влекомая четвёркой белоснежных лошадей, которых вели под уздцы благообразные юноши. Лошади выступали, словно дамы на образцовом балу. Упряжь и сама колесница под косо падавшими меж домов лучами солнца нестерпимо сверкали изобилием золота и острыми искрами самоцветов. В колеснице в позе памятника самому себе ехал увенчанный лавровым венком Марк Антоний. Толпа грянула такой "виват", что заложило уши.

— Антошка!… — с ненавистью и одновременно с восхищением воскликнул Лёлик.

— Да уж! — проворчал Джон, а затем метко охарактеризовал полководца: — Антон — штопанный… — потом подумал и закончил политкорректно: — Чехол для фаллоса.

За спиной у Антония стоял мужик в синей тунике, державший над головой у триумфатора несколько набок золотую корону и одновременно что-то Антонию старательно нашёптывавший на ухо. Антоний непроизвольно отдёргивал от него голову как от назойливого насекомого.

— Чего это он ему всё бормочет? — спросил Серёга.

Мрачный и потный Лёлик нехотя пояснил:

— Это так положено. Чтобы полководец не загордился, раб ему постоянно говорит вроде того, что тот всего лишь бренный человек.

— Человек — это звучит гордо! — невпопад брякнул Боба.

— Ну, это смотря про кого, — пробормотал скептически настроенный Джон.

Колесница медленно приближалась. Антоний явно упивался рангом триумфатора: с небрежной лёгкостью махал толпе и самодовольно ухмылялся. Был он наряден и неотразим в светло-пурпурной с золотыми узорами тунике, поверх которой накручена была тёмно-пурпурная тога, расшитая золотыми звёздами.

— Ах, шельмец! — завистливо сказал Джон. — Ничего прикид…

В одной руке Антоний держал скипетр из слоновой кости с золотым государственным орлом, в другой пышную лавровую ветку.

— Эх, как они тут лаврушку любят! — удручённо покачал головой Раис, словно из-за римских триумфов возникла на кулинарном фронте нехватка лаврового листа.