Виталий Виниус - Римские вакации

— Кругом дороговизна!… — сокрушённо посетовал Джон.

Валерий задумался, а потом хлопнул себя по лбу и оживлённо воскликнул:

— Ах, как я забыл-то! Сегодня же нундины!…

— Чего? — озадаченно справился Раис.

— Нундины. Это у нас так последний день недели называется, — разъяснил Валерий. — А каждые нундины у Торания аукцион проходит.

— Что проходит? — спросил Серёга.

— У кого проходит? — уточнил Лёлик.

— У Торания. Это работорговец крупный, — пояснил Валерий. — А проходит аукцион по продаже рабов. Он продаёт рабов хоть и не изысканных, но не всяких. Бывают у него и премиленькие…

— Ну так пойдём! — воскликнул нетерпеливо Джон и даже подтолкнул Валерия в спину.

Тот без промедления повёл нас очередными закоулками и задворками.

— Слышь… — тихонько спросил меня Серёга. — А почему у них последний день недели не "воскресенье" называется как у людей?

— Потому что Христос ещё не воскрес, — пояснил я.

— А почему? — искренне озадачился Серёга.

— Потому что ещё не родился, — ответил я.

Серёга недоумённо потряс головой, но далее в тему углубляться не стал.

Донёсся до нас приглушённый и равномерный стук барабана.

— Ага, слышите!… — радостно воскликнул Валерий. — Как раз начинается!…

Вскоре мы вышли на небольшую площадь перед двухэтажным домом крепкого вида. К дому примыкал обширный далеко выдававшийся вперёд портик с белёными колоннами. В тени портика имелось несколько рядов каменных скамеек, тесно заполненных публикой, отличавшейся богатыми одеждами. За скамьями толпился прочий народ, в одеждах попроще. В конце портика, у дома, находился то ли капитальный помост, то ли высокое крыльцо, куда выходило несколько дверей. На помосте лохматый подросток со всей дури лупил палкой в барабан.

Мы подошли поближе и ненавязчиво ввинтились в толпу, притормозив у самых скамеек.

Одна из дверей распахнулась. Вышел на помост раб, вынес стул с длинной далеко откинутой спинкой, поставил его в сторонке. Появился короткий даже по местным меркам тип, напоминавший сложением бочонок. Облачение типа состояло из голубой туники с золотым шитьём и белой тоги с пышными складками; на его жирных запястьях красовались массивные золотые браслеты.

— Это вот и есть Тораний, — вполголоса пояснил Валерий и добавил: — Наш человек!…

— Это в каком смысле? — спросил Джон.

— Мой патрон со своими друзьями ему покровительствует, — пояснил Валерий. — Ну а тот почтение своё выражает. Когда есть экземпляры особо интересные, сначала моему патрону предъявляет… — Валерий весело хохотнул, словно вспомнил что-то интересное, и продолжил: — В прошлом году у Торания появились два мальчика смазливеньких. Из разных мест. Один из Сирии, а другой из Испании. Но похожи друг на дружку как две песчинки. Мой патрон предложил кого-нибудь обдурить. Сказать, что близнецы. Тораний мальчишек Марку Антонию предложил. Надул его и содрал денег как за сто рабов! Антоний мальчишек в дом привёл, а они, бац, на разных языках разговаривают!… — Валерий мелко захихикал и даже от восторга зажмурился.

— Ну а дальше чего? — спросил с интересом Раис.

— Антоний к Торанию прибежал, скандалить начал. А Тораний кого хочешь уболтает, не то что этого солдафона тупого. Сказал, что такая игра природы ещё дороже стоит, и он даже продешевил. Антоний и поверил!… — Валерий вновь зашёлся смехом.

Тем временем Тораний сел на стул и махнул рукой барабанщику. Тот с довольным видом закончил своё громкое дело и убрался в дом.

Взамен вышел тщательно разжиревший негр в узкой куцей тунике, походивший на необъятную снежную бабу, облитую шоколадом. Он привалился к стенке и, показалось, тут же задремал. Следом появился какой-то вертлявый сутулый субъект с огромным орлиным носом и вороватым сорочьим взором. Он подошёл к краю помоста, осклабился и потёр ладошками с видом записного шута.

В толпе одобрительно зашумели.

— Итак, дорогие граждане Рима, — хорошо поставленным по громкости баритоном возвестил субъект. — Стараниями нашего достопочтенного господина Торания, да не минует его милость богов, мы начинаем аукцион. Сегодня будут греки для домашних дел, силач из Нумидии, каппадокийцы-носильщики, рабы и рабыни, конфискованные указом Цезаря у Помпея, а так же одна рабыня для деликатных упражнений, которую выставил на торги один гражданин, пожелавший хранить инкогнито!…

— Ух ты! — восторженно воскликнул Раис.

Джон же сладко прищурился.

Двое римлян, стоявших впереди нас, заговорили вполголоса про эту рабыню — один рассказал другому, что её у кого-то там забрали за долги, и что она рыжая, на что другой смачно заявил, что он страсть как любит рыжих.

Аукционист, закончив вводную, хлопнул в ладоши. Жирный негр встрепенулся, скрылся за дверью и вывел какого-то доходягу с грустными глазами.

— Учёный грек, — объявил аукционист. — Знает наизусть Гомера и Вергилия. Может быть домашним учителем. Дешевле чем за пять тысяч денариев отдать не можем.

Грека тут же вызвались купить. После небольшой торговли сошлись в цене, и покупатель протолкался к самому помосту. Я пригляделся и увидел там сидевшего за столом лысого старичка, который принял у покупателя деньги и стал их пересчитывать. Купленный грек сам по боковым ступенькам спустился к столу.

Жирный негр вывел следующего раба, также африканской национальности. Раб был коренастый, широкоплечий, в одной лишь набедренной повязке, кое-как прикрывавшей срам; чёрная кожа его имела какой-то нездоровый синеватый оттенок — как у священного жука скарабея, более известного нам под именем навозного. На вид раб был чуть-чуть добродушнее небезызвестного боксёра Тайсона.

— Перед вами житель знойной Нумидии! — торжественно запричитал аукционист. — Силён и, вынослив как бык, ест мало, работает больше всех, и цена смешная: всего восемьсот денариев!

После недолгих торгов на понижение нумидийца купил задёшево какой-то патриций, громогласно заявивший, что посадит раба на цепь при входе пугать посетителей.

Торг продолжался в неснижаемом темпе. На помост выводили всё новых рабов сильного пола; всячески упражнявшийся в красноречии аукционист после некоторых рекламных отступлений назначал цену, после чего шла торговля.

Стоявший подле меня Раис вёл себя совершенно нервозно и беспокойно: он то и дело нетерпеливо подпрыгивал и подозрительно переминался. Наконец терпение его лопнуло: он подпрыгнул особенно высоко и утробным басом рявкнул из-за всех сил:

— А ну, бабцов давай!… Рыжую!!…

Крик его души многократно перекрыл все звуки. Римляне с изумлением уставились на побагровевшего коллегу, отчего тот тут же решил при помощи втягивания головы в шею показаться совсем маленьким и незаметным. Аукционист поперхнулся на полуслове и замолчал. Сидевший доселе молча Тораний что-то ему сказал. Аукционист заагакал понятливо и, сбыв очередного раба, с плавной грацией махнул рукою своему шоколадному помощнику. Тот обернулся мигом, выведя из недр дома юную девицу с густой гривой роскошных каштановых с медным отливом волос, свободно прикрывавших хозяйке то место, откуда начинается талия. Девица была наряжена в длинную мешковатую тунику словно бы с чужого плеча, которая не позволяла оценить достоинства её фигуры.