Виталий Виниус - Римские вакации

— Вот ведь, — посмотрел на страдальца Раис. — Укатали, значит, сивку-бурку всякие горки. А все потому, что кушает мало.

Появился на террасе, громыхая неуважительно, краснолицый матёрый легионер, сходу отрывисто прохрипевший:

— Антоний послал спросить: какие доспехи приготовить?

— Нам чужого не надо, в своём повоюем, — убедительно сказал Раис, трогая свою каску, потом посмотрел строго на воина и добавил сурово: — Иди себе, любезный. Не видишь, мы кушаем.

Воин хмыкнул, повернулся на каблуках и ушёл. Но ненадолго. Вскоре он вновь появился, чтобы торжественно объявить:

— Пора!

Сразу стало как-то неуютно, словно перед дальнею поездкою, когда преследует ощущение, что забыто нечто важное, без чего не обойтись, хотя всё и проверено уже неоднократно и с особой тщательностью.

Мы зашевелились, стали вставать, двигая скамьями и наполняя утренний относительный покой какой-то бестолковой суетой и шумом. Растолкав напоследок никак не желавшего просыпаться Джона и подождав, пока он навьючится, мы проследовали за легионером на крыльцо.

Во дворе, звякая оружием и шумно переговариваясь, толпились местные воины; поодаль у ограды стояли привязанные лошади. У крыльца лениво стоял боец в начищенных доспехах, с медвежьей шкурой на плечах, держа на плече длинный выкрашенный в красный цвет шест, увенчанный серебряным орлом-аквиллой. На поперечной перекладине болталось прямоугольное полотнище из малиновой ткани с ещё одним небрежно вышитым орлом с лаврами на башке.

— Это ещё что за знамя полковое?… — брюзгливо проворчал мрачный Джон.

— Ну, как настроение? — раздался сзади знакомый наглый баритон.

Антоний был при полном параде: в панцире из позолоченной чешуи с львиными свирепыми мордами на выпуклой груди, в алом с узорами плаще, скреплённом круглой фибулой с самоцветами, в сапожках белой кожи, с широким мечом в нарядных ножнах на боку, за рукоять которого он держался крепко. Предплечья его мускулистых обнажённых рук были тесно увиты множеством разнокалиберных браслетов из хорошего золота, лучисто сверкавших на солнце.

Антоний с удовольствием оглядел дворовое собрание и сказал:

— Мои преторианцы. Личная, так сказать, гвардия.

— Что-то их маловато, — покритиковал Лёлик.

— А это только конные, а ещё пеших целая когорта. Они раньше в порт ушли, небось, уж на корабли грузятся, — с достоинством ответствовал Антоний, расправил плечи и вдруг с воодушевлением завопил как горлопан-агитатор: — Да разве с такими молодцами не справимся с Помпеем?!

Ближние к крыльцу преторианцы услышали вопрос и с ленцой заорали приветствия своему командиру. Знаменосец подтянулся и лихо отсалютовал Антонию орлом на палке.

— Мой личный штандарт! — хвастливо заметил Антоний.

— А у нас герб лучше! — неожиданно брякнул Боба.

— Это почему же? — поджав губы, спросил Антоний.

Боба сурово усмехнулся и горделиво доложил:

— Орёл у нас с двумя головами!

Антоний пожал плечами, отвернулся, ещё раз оглядел своих гвардейцев и зычно крикнул:

— По коням!

Преторианцы забегали, стали отвязывать лошадей, запрыгивать на них ловко, выстраиваться в колонну. К крыльцу подвели под уздцы несколько лошадей. Они были статными, бодрыми и весьма энергичными: гнули шеи, всхрапывали дружно, то и дело взыгрывали.

— Экие савраски бедовые… — опасливо пробормотал Лёлик.

Лошадиные спины были покрыты цветастыми попонами, на которых вместо сёдел имелись овечьи шкуры, закреплённые на конской груди кожаными ремнями. Стремян, разумеется, не было.

— Прошу на коней, да поедем, — пригласил Антоний, сбежал по ступенькам, запрыгнул на вороного красавца, потянул узду; вороной с храпом заплясал.

— А, может, лучше пешком? — бледно предложил Раис.

— Пешком далеко не уйдёшь! — пробормотал Джон, с кислым видом разглядывая лошадей.

— Слышь, надо их научить сёдла да стремена делать, — предложил Серёга.

— Нельзя, — безапелляционно сказал Лёлик, нервно поправляя очки.

— Это почему? — усомнился Серёга.

— Потому что сёдла и стремена в средние века изобрели. А если сейчас изобретут, то вся история по-другому пойдёт, — заявил Лёлик.

— Ну и ладно, — легкомысленно сказал Серёга.

— А вдруг в этой новой истории мы не должны родиться, — строго сказал Лёлик. — Ты вот только заикнешься, и тут же, бац, и мы исчезнем.

— Тогда нет, я не согласный, — боязливо сказал Серёга.

— Эй, давайте, чего ждём? — требовательно поторопил Антоний.

Я оглядел компанию скакунов и, понимая неизбежное, подошёл осторожно к серой в яблоках кобыле. Лошадь покосилась круглым агатовым глазом, звякнула удилами. Я лёгко похлопал по атласной грациозного изгиба шее, принял из рук коновода повод, подвёл коняшку к крыльцу, закинул уздечку, и, вспоминая из каникулярно-деревенского детства навыки общения с пузатыми сивками-каурками, кое-как взгромоздился верхом, чуть не свалившись, когда лошадь решила слегка взыграть.

Со стороны преторианцев послышались неуважительные смешки.

— Ну вы!… — укоризненно воскликнул Антоний в наш адрес.

Коллеги зашевелились, стали разбирать лошадей, подводить их, следуя моему примеру, к крыльцу. Лёлик громко жаловался на общее недомогание, но, узрев, что остались лишь две лошади, а одна из них — огромный рыжий жеребец, сноровисто спустился и захапал лошадь поменьше.

В дураках оказался больше всех сомневавшийся Раис. После общих нетерпеливых окриков он подошёл к жеребцу, неуверенно обошёл вокруг, затем неожиданно сорвался с места и попытался с разбега проявить чудеса гимнастической ловкости, но конь испуганно шарахнулся, и джигит с проклятьями рухнул наземь.

Преторианцы обидно захохотали.

Антоний скривился как от лимона, кивнул двум здоровякам, которые живо подхватили Раиса под микитки и безо всяких церемоний закинули брюхом на конский хребет. Побагровев от натуги, Раис кое-как перекинул ногу и выпрямился; потом поправил сползшую на нос каску и посмотрел вниз как с обрыва, после чего ойкнул и приник к конской шее, судорожно обхватив её обеими руками.

Вперёд выехали знаменосец со штандартом и пара трубачей; за ними лихо загарцевал Антоний, оглядываясь на нас. Я осторожно потянул повод и слегка поддал коняшке пятками по бокам, пристраиваясь сзади полководца. Коллеги бестолковой кучей потянулись следом. Антоний посмотрел косо и, отвернувшись, гикнул. Кавалькада тронулась.

Не успели мы выехать за ворота, как Антоний пустил вороного рысью; зарысили и наши аргамаки. Следом, не давая притормозить, следовала под кастаньетный стук копыт стройная колонна преторианцев.

Я не могу сказать — долго ли длился путь, но субъективное время растянулось как гуттаперчевый мальчик, и всё моё внимание было приковано к тому, как бы половчее охватить ногами конские бока, чтобы подлетать пониже и приземляться помягче, поскольку попона не умаляла твердыню конского хребта. Лишь краешком сознания удавалось уловить происходивший маршрут.