Алекс Кейн - Дотянуться до престола [≈ Младенца на трон!] [litres]

Впрочем, чего Петру бояться? На Руси давно мир, экономика, да, по слухам, и оружейное дело на подъеме – почему б не повоевать? Пожарский вон с войсками в Смоленске уже месяц стоит, сейчас еще сил подтянет и… А вот что делать Сигизмунду? Страну терзают со всех сторон, снаружи и изнутри! И ладно бы только казаки – но десятками побежали и шляхтичи! Он уже не знал, где его земля, а где чужая! Проклятые предатели!

Король подъехал к войску, которое дружно ему отсалютовало. Приняв доклады двух полковников, он хотел было произнести воодушевляющую речь перед завтрашним отбытием на восток, но тут из строя выдвинулся минский староста Петр Тышкевич. Он слез с коня, торжественно подошел к Сигизмунду и, вынув из-за кушака саблю, с размаха воткнул ее в землю.

– Мы не желаем биться, ваше величество! – провозгласил он и, коротко кивнув, протянул королю пергаментный свиток. – И объявляем рокош [33] Рокош – юридически закрепленное право шляхтичей на восстание. !

Ошеломленный, Сигизмунд во все глаза смотрел на старосту. Шляхта решила воспользоваться проклятым правом на бунт в тот момент, когда страна оказалась между трех огней?! Да в своем ли уме эти магнаты?!

– Я отказываюсь верить, пан Тышкевич, – вскинув подбородок, гордо ответил он, – что лучшие люди Речи Посполитой устраивают мятеж, когда родную землю враги раздирают на куски!

– Вам придется поверить, ваше величество, – староста был совершенно спокоен, – ибо мы уже создали конфедерацию и требуем созыва сейма.

– И чего же вы хотите?

– Вашего отречения.

Ноздри короля задрожали, лицо окаменело.

– Понимаю, у вас есть поводы для возмущения. Но я спрашиваю про ваши условия.

Тышкевич слегка склонил голову и твердо ответил:

– Никаких условий. Только отречение вашего величества и новый элекционный сейм.

Три дня король уговаривал шляхтичей изменить решение или хотя бы повременить с ним. Паны наотрез отказались воевать, и в конце концов Сигизмунду пришлось распустить ополчение и вернуться в Варшаву.

В просторном зале собралось несколько сот депутатов сейма. Резные панели на стенах венчались сверху гордыми гербами польских родов, с потолка на цепях свисали огромные люстры на сотни свечей. Из высоких окон, заправленных в свинцовые ромбы, бил солнечный свет. Кресла и лавки образовывали треугольник, в центре которого находился выступавший, а во главе сидел король.

В воздухе витало ощущение напряженности, все волновались, чувствуя, что стоят на пороге больших перемен. Казалось, здесь был весь цвет Речи Посполитой: гетманы и маршалки, каштеляны и воеводы, епископы и архиепископы. Отсутствовали лишь те, кто сейчас бился с турками и шведами. Позади других, на отгороженных панелями скамьях, разместились иностранные послы.

– Политика, проводимая королем, – вещал Станислав Конецпольский, гетман польный коронный [34] Заместитель командующего армией Польского королевства. , – привела к войнам почти со всеми соседними государствами. Мало того, Речь Посполитая потеряла множество восточных земель, добровольно перешедших к царю Московии. Внешняя политика короля полностью провальна и далее тем же путем идти не может. Я, как вы знаете, специально прибыл из армии и могу сообщить, что настроения в ней откровенно упаднические. Да, мы пока держим свои позиции, но, боюсь, это ненадолго. Войска чувствуют, что страна буквально раскалывается на части, и, поверьте, панове, это не придает им сил. Фактически, органы власти не функционируют. Если срочно не принять мер, мы потеряем и армию, и родину!

Высокий, худой, с торчащей вперед бородой и сверкающими глазами, в длинном, до пола, бархатном жупане, гетман привлекал к себе взгляды всех членов сейма. Его внимательно слушали, время от времени отпуская согласные реплики.

– Защитить страну можно только с помощью армии, пан Конецпольский, – желчно сказал Сигизмунд, сидевший на небольшом возвышении напротив шляхтичей. – А ваша конфедерация привела к тому, что войска отказались воевать! Если бы не вы, мы успели бы занять земли перебежчиков раньше, чем туда пришла московская рать. А теперь там фактически русский кордон, через который нам не прорваться. Очень своевременный рокош, нечего сказать!

– Он был объявлен, когда мы поняли неспособность вашего величества спасти страну от развала, – слегка поклонился гетман и снова повернулся к депутатам. – И ладно, если бы внутри страны были резервы поддержать мощь нашей армии. Но нет, король занят наступлением на шляхетские вольности, на лютеранство и православие. Последнее привело к сношениям Низового и реестрового казачьего войска с Москвой, и в конечном итоге – к переходу под руку царя Петра не только запорожцев, но и крупных магнатов с наших восточных земель. Скажите мне, панове, стоит ли этого Брестская уния? Зачем лишать подданных веры, в которой воспитаны и они, и многие поколения их предков? Я вам отвечу: потому что король – ярый сторонник католичества! А ведь Речь Посполитая первой приняла акт Варшавской конфедерации, обеспечивший веротерпимость! Наши отцы присягали бороться за это при любом правительстве. Но потом его величество пришел к власти, и об акте все забыли. Не потому ли, что его окружают иезуиты? Дошло до того, что король ввел их в состав правительства! И вот расплата: из-за религиозных гонений мы потеряли почти десятую часть наших владений!

Правая часть зала ответила Конецпольскому согласными кивками: там расположились, в основном, выходцы из православных земель. Король же сидел, сжав губы, но ни жестом, ни словом не смел выразить недовольство.

– Позвольте напомнить, панове, что армии не плачено пятый месяц. Приток денег в казну уменьшился из-за потери многих земель. Его величество считает возможным увеличить поборы с мелкопоместной шляхты и крестьян. А мы с вами? Сколько золота отдал каждый из вас?!

Паны загудели: все так или иначе жертвовали на военные нужды. Сигизмунд, подняв руку, дождался тишины и ответил:

– Вы предъявляете слишком большие требования, при этом всячески ограничивая короля в правах. Если бы шляхта отказалась от части привилегий, я бы имел возможность передавать трон по наследству, было бы гораздо про…

Договорить ему не дали. Депутаты повскакивали с мест, возмущенно выкрикивая обвинения. Поднялся жуткий шум, и расслышать что-либо стало невозможно.

– Минуту, панове! – воскликнул Конецпольский, подняв руку. – Позвольте продолжить.

Он говорил еще с полчаса, и к концу речи несогласных не осталось. И когда гетман озвучил главный вопрос дня: требование конфедерации шляхтичей об отречении Сигизмунда, возражений почти не последовало…