Глеб Исаев - Лис Удача

— Эй, кафтан парадный, выезд и шубу, живо, — приказал он слугам.

— В Петропавловку, — приказал Лис, усаживаясь в сани. — Живо.

Пока ехали до заячьего острова, недобро смотрел по сторонам: «Ох, и много на улицах всякого. Ну да ладно».

Дворянину в полном парадном облачении караульный офицер отказать не посмел.

— Обождать нужно, ваше сиятельство. Господин генерал занят. Как только будет оказия — доложу.

Однако ждать пришлось вовсе недолго. Проводить его в кабинет самого начальника тайного ведомства взялся помощник Андрея Ивановича. Он ввел неожиданного гостя в кабинет и удалился, закрыв дверь.

— Батюшка, Александр Иванович. Чем обязан? — вовсе без фальши поднялся из-за стола Ушаков.

— Подумал я над словами вашими, про службу, — произнес Лис. — Не то, что вовсе надумал в помощники, но вот какая мысль у меня возникла. Поскольку скоро императрица в Москву собирается. А нам с вами сам бог велел ее сопровождать, так вот, в связи с этим прошу дозволить мне заняться разбойными делами в Москве. Чтобы без помехи всю сволоту извести смог. Татей и убийц разных.

— Да, сразил ты меня Александр Иванович, — произнес Ушаков после длинной паузы. — А прости, дозволено узнать, отчего думаешь, что сумеешь с тем делом справиться?

— Вам, Андрей Иванович, одно скажу. Коли не сумею, отвечу головой. Но это вряд ли. А интерес у меня простой, личные счеты у меня к ним. Так как? Или мне у Матушки императрицы аудиенцию просить?

— Не к чему государыню от важных дел отвлекать, — Андрей Иванович опустился в простое деревянное кресло. — Это мне решить по власти. Быть так.

Не прошло и пяти минут, как прибежавший на крик дьяк составил нужную бумагу. Подписал ее Андрей Иванович самолично. — Вот тебе, Александр Иванович, бумага, для генерала губернатора Московского, в коей сказано, что направляешься ты, князь, на искоренение лихих людей, разбойных шаек и ватаг, чтоб к приезду Ея И В в Москву порядок там был и благолепие. И сказано, что имеешь ты все права от имени тайного сыска канцелярии дознание вести и спрос.

— Спасибо, — поклонился Лис, забирая документ. — Теперь моя очередь в долгу у вас быть, господин генерал. Отплачу, коль сумею.

— Думаю, что сумеете, князь, — Ушаков глянул внимательно и добавил: — Неужто из-за простого холопа столь осерчал?

— Не простой был слуга, — вынужденно признался Лис. — Жизнь мне не раз спасал, за товарища был.

— Коли делу в подмогу будет, то и ладно, — произнес Ушаков негромко. И закончил уже, когда дверь за Лисом затворилась: — А уж я ли тебе услужил, аль ты мне помогаешь, то время покажет.

Уже дома, сидя в любимом своем кресле, Александр в очередной раз покрутил в руках жесткий листок: «Верно ли сделал? Ведь, если по понятиям судить, все одно, что красную повязку нацепил? А с другой стороны? Ну какой он уголовник, ежели по тем же воровским законам судить? Три ходки, и все по глупости. И что с того, ежели семерик за спиной, так у других и с одного захода иной раз вдвое больше выпадает.

Жесток закон за колючкой, до бессмысленности, до идиотизма. По сути, ему, как правильному бродяге, с профессором тем не по понятиям кентоваться было, как никак очкарик в «придурках» ходил — дневалил?»

Он прислушался к собственному состоянию: «Не вор я по характеру, так, крадун мелкий, по случаю, чего уж тут перед собой-то лицемерить. И не будь той сумки дурацкой, что, по карманам бы полез? Да ни в жизнь».

Он вздохнул, и опустил бумагу на стол: «А вот кровопийц, которые за пару монет готовы любому глотку перегрызть в лагере пришлось повидать. И у всех оправдание было. Простое и незамысловатее: Так, мол, фишка легла. Сам бы отдал, не стали бы ни его, ни семью пытать. И резать никто вроде всерьез не думал. Кто на водку грешит, кто на глупость, однако никто, ну почти никто, про того терпилу в длинных своих рассказах-исповедях в зоне не вспомнил, ни про тех, кто что в больничке после их лихого дела дошел, ни про тех, кто инвалидом навсегда стал».

«Терпила — он по жизни телок, — вот и вся логика. — Есть люди — волки, а есть — овцы, и сами виноваты, что они такими уродились».

Размышлял, думал, а в мыслях нет-нет, да и всплывало лицо паренька, встреченного на Московском базаре.

«Поздно философией заниматься, — Александр сжал губы и повернулся к огню горящих в камине поленьев. — Решил, знать, так тому и быть».

Привычно уже потянулся к колокольчику, собираясь позвать слугу, и замер: «Не стоит. Это дело самому нужно сделать».

Поднялся, выглянул в застывшее окошко на ночной заснеженный двор и принялся одеваться. Отыскав в людской старый мешок, заступ, похожий на кочергу, прихватил лампу, санки, двинулся по темному парку к заветному сараю.

«Так с охраной и не решил ничего, — подумал Лис, оглядывая темный частокол ограды. — Суета, беготня, вот и не дошли руки-то».

Он разгреб снег и протиснулся внутрь баньки: «Холод, пыль, однако, судя по всему, никто тут после него не был».

Добраться до кубышки оказалось не просто, а уж пока вынул наверх, взмок всерьез. Как ни увлекся, хватило ума вовремя остановиться.

Осмотрел кучку золотых и серебряных монет, сваленных на холстину, и усмехнулся: «Ну и какой смысл шустрить? Тут на всю жизнь добра хватит, только успевай тратить». Выволок неподъемный мешок на снег и остановился, вытирая испарину: «И на кой мне этот горшок сдался. Живи себе припеваючи, барином».

«Да не в деньгах дело, — наконец смог подыскать ответ. — Здесь мне все даром, дуриком пришло. А как пришло, так и пропасть может. Чужое тут все. И люди и обычаи. Там я вырос, в школу ходил, а здесь? А здесь ты уважаемый человек. Ловкий, умелый. Везучий, наконец.

Представим, нашел горшок, и назад вернулся, и что? С кучей побрякушек, которые еще барыге спихнуть надо, да с той моей «удачей» я через неделю опять в камеру вернусь. Да уже по такой статье, что следующие десять лет в зоне гнить. Этого хочешь?»

И с содроганием вспомнил дурные выходки пьяных конвоиров, вопли соседей по камере, «терки», «разборы», «постановы» и «дороги». Грязь, ругань, уркаганские подначки. «Да пропали оно все это пропадом. Но, как бы то ни было, дело, на которое подписался, все одно, сделать нужно…»

Однако рассуждения не помешали загрузить хабар на стоящие рядом санки: «Раскаяние, это конечно хорошо, но сперва дело». Пока довез их по глубокому снегу до крыльца, умотался.

«Вот, истину говорят: Дурная голова ногам покоя не дает. Нет, чтоб трех мужиков взять, да по свету, без шума и пыли, перевезти. Кто тебе слово против скажет?» Однако, осторожность возобладала.

«Слаб человек. Лучше уж самому.

— Ай идет кто? — вскинулся сидящий в прихожей сторож. — Ваше сиятельство, да как же, что ж такое? — мужик обалдело уставился на перемазанного в пыли и древесной трухе барина.