Глеб Исаев - Двойник

Девочка, а ничего, что мы здесь находимся… — Со значением глянула Маша на соплячку.

Девчонка покосилась на строгий Машин наряд, шмыгнула носом: — А можно у него, это… Автограф.

Андрей пожал плечами и расписался на каком-то листке, оказавшимся проспектом салона.

— Не, поете вы, конечно, стремно, зато машетесь — отпад. — Прокоментировала поклонница свою просьбу. И добавила. — Девки ох… , — Вывразив свой восторг дитя улицы попыталась спросить еще что-то, но тут вмешался продавец:

— Вот, я все подключил. Дороговато, конечно, но это Ваш инструмент. А если вам комбик нужен, то к нам на комиссию вчера Ламповый Фендер Хотрод принесли. Без балды, классный усилитель. Хотя и Мексиканский, но хороший. И по божеской цене — всего сорок пять тысяч. Ну да что я вам рассказываю, — похоже продавец признал в Анрюхе специалиста. — Три канала, оконечник на шестых лампах.

Андрей, для которого цена гитары стала легким шоком, украдкой бросил взгляд на Машу.

— Ну что вы, прямо… — искренне расстроился продавец. — Ну хотите я вам на свою скидку возьму? В сорок две обойдется.

— Берите, молодой человек, берите, — Седобородый покачал затянутой в конский хвост шевелюрой. — Сам бы взял, но сейчас не по карману. А вещь стоящая.

— Да я то понимаю. Только вот как мой менеджер к этому отнесется?

— Если не дурак, одобрит, — мужчина кивнул на упакованную гитару. — Так думаю, что не для попсовой фанеры такой аппарат берете. А хорошей гитаре хороший комбоусилитель, однозначно, нужен. И вообще, не мое, конечно, дело, но какого пса вы в эту помойку влезли. Я попсу имею в виду. С такими данными, вас любой коллектив с руками оторвет. А то, что вы сейчас исполняете, — гадость неимоверная. Можно нормального продюсера найти, а не голубятника какого старого.

— Да не мучайся. Купи ты этот свой комбикорм, если так нужен, — выручила Андрея Маша и вынула из сумочки стопку купюр. — Только у нас доллары. Поменять забыла.

— Тут обменник рядом, — поспешил продавец, обрадованный крупной покупкой. — Можете поменять.

— Я мигом, — бросила Маша и двинулась к выходу.

Накатывать на Андрея начало еще в салоне, но всерьез прихватило, когда опустился на сиденье ожидающего их авто. Откинулся на спинку, из последних сил попытался успокаивающе улыбнуться обеспокоенной Маше и провалился в мутную бездну.

Острый, продирающий до мозгов, запах ударил в нос, заставил задергаться. И тут же, словно подняли занавес, прозвучал громкий, участливый голос: — Просыпайтесь, просыпайтесь… Не ленитесь. Теперь уже пора…

Голос зудел в ушах, не давал вернуться обратно в заросшую густой травой ложбинку, миновать которую Андрей почти уже успел.

Он раскрыл глаза. Медленно, словно ищущий настройку бинокль поймал резкость, всмотрелся в склонившееся над ним лицо.

— Замечательно, — лысоватая, с большим, как их еще называют, сократовским, лбом, голова отодвинулась. Человек в белоснежном, отглаженном на совесть халате, блеснул стеклами позолоченных очков, произнес глубоким, хорошо поставленным голосом, явно опережая готовый сорваться с языка Андрея вопрос: — Вы находитесь в палате интенсивной терапии частной клиники, куда вас поместил господин Фролов. У вас случился приступ. Вы помните?

Андрей кивнул головой, чуть повернул голову, стараясь рассмотреть окружающий его интерьер. — Ничего особого. Безликая светлая комната, минимум предметов и почти полное отсутствие блестящих приборов и других медицинских приспособлений.

— Как ваше самочувствие? — привычно поинтересовался врач, прижав пальцем запястье Андрюхиной руки.

— Нормально… вроде, — неуверенно произнес тот. — А долго я тут?

— Вы поступили вчера, — отозвался доктор.

Он отпустил руку пациента, поправил очки: — Меня зовут Олег Константинович. Фамилия моя Пробуджанский.

— Понимаете, для успешного лечения я вынужден был настоять на этом, — профессор потер ладонями, словно споласкивая их под струей воды. — Мои коллеги из Сербского потому и не смогли докопаться до причин вашего недомогания, что… А впрочем, я знаком с вашим лечащим врачом. Конечно, амнезия ее конек, но она слишком уж зацикливается на физико-механических факторах… Тогда как причина может лежать в области психиатрии.

Андрей негодующе фыркнул, сообразив, на что намекает холеный эскулап,

Врач оборвал себя, улыбнулся понимающей и чуть снисходительной улыбкой.

— Я вижу, вы хотите что-то сказать. Наверное, вас пугает возможность огласки? Уверяю вас. Никакой информации для журналистов из этих стен не просочится. Мы, в отличие от некоторых наших коллег, относимся к понятию врачебная тайна с полной серьезностью и ответственностью. От этого, в конце концов, зависит не только успешная работа нашей клиники, но и наше благосостояние. Так же как и благосостояние публичных людей, которые обращаются к нам.

— При чем тут огласка. Вот только сумасшедшего из меня делать не надо. — Сердито буркнул Андрей, которому перед угрозой психушки стало глубоко наплевать на всех папараци мира вместе взятых. — Я просто теряю сознание. Иногда.

— Ну, батенька… Не иногда, а ежедневно. К тому-же добавьте изменения в психотипе. Я признаюсь, не являюсь вашим поклонником, уж простите, но несколько раз видел по телевизору. И выступления, и ваши интервью. Так вот с моей, профессиональной точки зрения, произошедшие с вами перемены как нельзя лучше вписываются в клинические признаки… Тут врач слегка закашлялся. — Называть недуг, дабы не расстраивать вас окончательно не стану, однако, можете попробовать на досуге поискать сами в специальных справочниках, или в интернете. Раздвоение сознания, слабость, фрагментарность мышления, кратковременные обмороки, прочие симптомы…

— И что же мне делать? — Слова доктора, произнесенные безапелляционным тоном, невольно заставили его начать сомневаться в собственной нормальности.

— Вам? Да ровным счетом ничего. Лежите, отдыхайте. А мы займемся всесторонним обследованием вашего мозга. По результатам и будет поставлен диагноз.

— И сколько времени это займет?

— Месяц, два… как пойдет.

Андрей тяжело вздохнул, представив, что вынужден будет провести в этом пусть и комфортной, но больничной палате, и сумрачно покивал головой, принимая новый удар судьбы с поистине стоической покорностью.

Андрей сидел в своем номере, задумчиво бренчал на гитаре, и с тоской поглядывал на творящееся за окном погодное безобразие.

Погожие весенние деньки неожиданно сменились стылой, почти зимней промозглой слякотью. Небо, ставшее вдруг похожим на серое армейское одеяло, почти легло на крыши домов, а из рваных облаков лил нудный и мерзкий дождь.