Глеб Исаев - Двойник

Даже отсюда, с расстояния в добрую сотню метров, было видно, насколько здоров был медведь.

Хищник остановился, медленно повернул лобастую башку, словно провожая его взглядом близко посаженных глаз-бусинок, а потом легко, словно сухую хворостину ухватил тело за торчащую из завала руку и попятился обратно в чащу, под укрытие густых зарослей.

Андрей выдохнул, щелкнул предохранителем и торопливо зашагал прочь от места жуткой находки.

Теперь, когда на запястье у него висел добротный туристический компас, шел уже не наугад, а в выбранном направлении.

Андрей успел отойти от места жуткой находки на пару километров и теперь спускался к тихо журчащему в распадке ручейку.

Неясная тень мелькнула в зарослях молодого кедровника, который он почти миновал когда до воды оставалось всего с десяток метров.

Еще даже не успев осознать степень угрозы, Андрей рванул с плеча карабин, и только тогда увидел, что из густой зелени на него движется что-то огромное, темно-лохматое.

— Шла следом! — Сообразил он пытаясь поймать концом ствола надвигающуюся с невероятной скоростью бурую массу, и спустил курок. Тряхнуло неслабой отдачей, окутало сизым облачком сгоревшего пороха, обожгло острой болью плечо сжимающей оружие руки. Громадная, ревущая тень накрыла, смяла, ударила когтистой лапой…

Эй, Хмурый, ты чего, Хмурый? Поплыл падла? — Хриплый скрипучий голос прозвучал возле самого уха. Пахнуло отвратным, прогорклым запахом чего-то непередаваемо затхлого.

— Щас я, пожди. Не рыпайся. — Продолжил голос. Сейчас я лампу запалю. Но ежели ханку пролил, сука!..

Послышались непонятные шорохи, задушенный смачный матерок, и в темноте появился едва заметный, колеблющийся огонек. Секунда, другая, и свет усилился, вырвав из сумрака неясные очертания протянутых над самой головой труб, осветил корявую поверхность стены, и самого обладателя задушенного баса.

Пересилив себя навел резкость и охнул.

Прямо на него, едва различимая в колеблющемся огоньке горящей лампы смотрела чья-то рожа. Длинные, всклокоченные, стоящие торчком волосы, заплывшие, едва различимые на одутловатом, заросшем щетиной лице.

— Брысь! — Дернул рукой Андрей, спасаясь от видения, и сообразил, что ладонь его сжимает пол-литровую, заляпанную банку с плещущейся в ней темной, омерзительно воняющей жидкостью.

— Не… не разлил! — С искренним восторгом проорал владелец невыразимого лица, и ловко, с невероятным проворством вырвал корявой пятерней липкий сосуд.

— Хорош давай я сам добью. — Человек запрокинул косматую голову, влил содержимое банки в широко раскрытый, беззубый рот, передернулся.

— Я где, ты кто? — Не сумел отыскать лучшего вопроса Андрей, ошарашено разглядывая свои, ставшие отчего-то дряблыми и выглядящие так, словно их окатили крутым кипятком, пальцы с черными, неровно обломанными ногтями, более похожие сейчас на коричневые, перетянутые нитками сосиски.

— Где, где… в звезде! — Дико, словно услышав превосходную шутку, заржал сидящий напротив человек. Дернулся, запустил руку под растянутый свитер, и яростно зачесал живот. — Жрут, твари.

— Крепко тебя, Хмурый шибануло. — Прервав почесушки, как ни в чем, ни бывало, закончил бродяга. — Но молодец, школа, тару не бросил.

— Нет, правда, меня что-то… — Андрей не закончил, и вдруг с пугающей ясностью понял все. Он крутанул ставшей неестественно короткой шеей, пытаясь разглядеть свое тело, коснулся пальцами головы.

— Гы-гы-гы… — Вновь закатился мужичок. — хрен потерял, Хмурый? Так он спереди! Там ищи.

"Выходит не врал полковник? Выходит все правда? И… — Андрей мазнул воняющей гарью и плесенью ладонью по глазам, стирая невольно выступившие слезы. — Я… бомж. Самый настоящий, опустившийся, в пропахшем мочой и грязью рванье. Отброс, бродяга! Жрущий из грязной банки очиститель для окон. Все вышло именно так, как и представлял.

Он вспомнил, как всего несколько мгновений назад пытался представить что-то вызывающее наибольшую неприязнь. Именно таких, опустившихся, потерявших человеческий облик отбросов он ненавидел больше всего. Брезгливо отворачивался, увидев случайно, и старательно обходил встретив на улице.

— Господи, какая вонь. — Не выдержал Андрей, старательно вытирая руки о полы засаленной куртки.

— Чего ты гонишь? Шикарная хата. Нормальный коллектор. Тепло, сухо, и Шушар почти нет. В натуре, Хмурый, ты как не родной… Синька ему не лезет, коллектор не нравится. Ну вали тогда в эту, как ее в Асторию, бля… Там тебе и коньяк с виской, и хрен с холодцом дадут. Спасибо скажи, чо этот нашли. Забыл, как в том месяце на Плешке чухались? Я чуть не сдох. Крысы суки, что твой крокодил, да еще фашисты эти…

— Слушай, я что-то совсем ничего не помню. — Выдохнул Андрей, переводя дух. — Слушай, чем так воняет. Дышать нельзя.

— Не… ты точно рамсы попутал. — Мужичок приблизил лицо к Андрею. — Хотя, у меня тоже было. Когда метилом траванулся. Ага, начисто все вышибло. Неделю никого не узнавал… Но сейчас-то с чего? Нормальная синька. — Он потянулся к сломанному ящику и вынул наружу почти полный пластиковый флакон. — Давай, по пять капель… Для поправки… Я Фею сварганю, враз оздоровишь. — Приятель вновь пошурудил в импровизированном шкафчике, извлек жестяную банку, потряс, и добавил пенящееся пиво к содержимому флакона. — Давай! Погнали. — Протянул доброхот пойло Андрею.

— Нет, нет, я пас. — От вида бурой жидкости тому стало вовсе нехорошо. — Ты это… сам, если хочешь.

— Хмурый? Я с тебя худею. — Восхитился собутыльник. — Вот это товарищ. Это я понимаю, настоящая Чегавара. Кореш, ты почаще тогда это… тебе в компании цены не будет.

Вылакав почти четверть содержимого посудины, бродяга передернулся всем телом, ткнулся носом в рукав своего замызганного бушлата, и зашелся в истошном, перхающем кашле. — Эх… гля, кабы денег тьма… — Прохрипел он, немного отдышавшись.

— Так чего-ты сказал? Чем воняет? А я ниче, принюхался вроде. Так это Паша, сука худая. Мы ж его вместе с тобой туда сховали. Под стекловату, третьего дня отмучался. Полгода хекал. Я уж думал всех, падла, заразит. Не… обошлось вроде.

Андрей с силой сжал глаза, откинул голову назад и ткнулся затылком в осклизлый бетон колодца. — Господи, неужели это все со мной… Профессор, сволочь!.. — От переполняющего его отчаяния он даже застонал, и выдохнул уже вслух. — Сволочь!

— А я тоже говорю, сволочь. — Согласился сидящий напротив. — И сам не живет, и другим мешает…

— Слушай, а тебя как звать? — Поборов секундный приступ отчаяния, вернулся к действительности Андрей. — Только не надо, опять про… синьку. Ты просто скажи, и все. Я, может, остальное сам вспомню.

— Саньком меня, звать. Сорок годков уж как. — Отозвался сосед ничуть не удивленный вопросом. — Только ты так ни хрена не вспомнишь. Ты поди и не знал, что меня так звать. Меня все Блинком кличут. Морда круглая, вот и прозвали. С зоны еще погоняло. Да я и тебя тоже только по кликухе знаю. Надо-же, полгода вместе как хороводимся, а все Хмурый и Хмурый, а имя… — Удивился Санек, и поинтересовался. — Серега, что-ли?