Роман Тюрин - Скрамасакс

Обретя ночное зрение, и сокрушаясь по поводу своего тугодумия: "Как мог забыть о данном свойстве изменённого сознания, ведь уже сталкивался с этим? — решаю, — Иду к своим, ещё один меч, лишним уж точно не будет".

Догнал я их минут через двадцать.

"Да, громко хожу, а что делать? Дед вон, обещал с поршнями познакомить, только что-то зажал старый, аль запамятовал — надо напомнить". — Друзья, создаваемый мной шум, услышали да притаились, я же их отчётливо видел: на фоне чуть подсвеченного леса человеческие фигуры резко выделялись своей более яркой аурой. Люди были заметны издали — у меня сложилась некая аналогия с тепловизором, даже стволы деревьев практически не препятствовали их обнаружению.

Подобравшись как можно ближе, но в то же время, дабы не попасть под шальную стрелу, я прошипел:

— Не стреляйте, свои…

Мальчишка и Хал одобрительно улыбались, а вот, дед — как всегда, ворчал:

— Нарушил приказ — будешь наказан, сейчас же пошли, посмотрим, что к чему — только тихо, — шикнул он и погрозил кулаком.

Лагерь оказался бандитским. Было тех человек двадцать, а нас всего четверо: пацан — снайпер, два мужика с мечами и дед с клюкой — сокрушающей черепа, короче — смертельный спецназ. Разбойники гуляли — горело три костра, сноп искр, поднимаясь ввысь, растворялся в ночи. Караул отсутствовал — расслабились душегубы.

Две телеги с впряжёнными лошадьми находились на самом краю бандитского лагеря — даже поленились распрячь коней, во как хотелось побыстрей начать праздник. К верхнему краю крестьянских повозок за вывернутые руки были привязаны их бывшие хозяева, я насчитал восьмерых. Тати уже сильно поддали, некоторые выпав из реальности, похрапывали, но у основной массы — наблюдался самый разгар веселья, и когда парочка здоровенных детин, громко ржа, направилась в сторону пленников, мы начали атаку.

Засвистели стрелы, поднялся гвалт, образовалась паника. Люди не понимая, что происходит, бесцельно метались в ярком свете кострищ. Более трезвые или бывалые, выхватив оружие, приготовились к бою. Парочка стрел полетела и в нас, однако разбойничьи лучники почти сразу упали — бить по освещённой цели гораздо удобней, чем спьяну стрелять на звук. Ночной лес заполнили панические крики, отчаявшиеся бандиты, пытаясь спастись, припустили в разные стороны.

На меня выбежало трое. На пути первого из беглецов, выглянув из-за толстого ствола, отблеском костра сверкнула катана. Душегуб в темноте ничего не увидев утробным чавканьем насадился мягким пузом на меч. Оружие как легко в плоть вошло, так легко же и вышло — вот, в чём преимущество короткого клинка. Разбойник, пытаясь удержать скользкий ливер, хрипя, завалился. Его друзья, услышав предсмертный сип товарища, тыча во тьму оружием ошарашенно застыли. Шаг вперёд, уход от широкого замаха топором, нырок под удар копья — первый так же собирает кишки, а второй становится мумией — ему в горло вошёл скрамасакс.

Бой закончен. Враги уничтожены, удовлетворения нет — вхожу во вкус, и дозу адреналина надобно повышать.

"Что мы имеем — троих уложил я, штук семь посекло стрелами, ещё дед — трёх-четырёх оприходовал. Выходит, ушло как минимум — шесть — непорядок".

Ныряю в лесную тьму, и устремляюсь на поиски сбежавших. Вот они — двое, сломя голову несутся, периодически сталкиваясь с невидимыми в темноте деревьями. Минут через десять их догоняю, всё-таки "встроенный тепловизор" — классная вещь.

"Ой, блин — один чуть не расшиб башку о берёзу — надо ему помочь". — Если бы не изменённое состояние, наверняка бы не догнал душегубов. Однако всё разрешилось, как и до этого — вспоротыми животами да выпущенными кишками. Жалость к этим ублюдкам отсутствовала — злость и ненависть полностью поглотили меня, перед глазами стояли замученные тела маленьких приведений и я, с остервенением, словно тот дровосек рубил и рубил. Внезапно ноги подкосились и наступила тьма.

"Что, чёрт возьми, происходит?" — промелькнула последняя мысль, и тишина.

Очнулся я утром в бывшем бандитском лагере. Холодные солнечные лучи робко пробивались сквозь хмурую пасмурность осеннего неба, облака лениво плыли по своим мокрым делам. Над поляной, исчезнув за сосновыми кронами, низко пронеслась стайка встревоженных птиц.

"Быть дождю", — подумалось мне и тут, я услышал встревоженный голос Аникея:

— Прохор Алексеевич иди сюда, кажись, Роман очнулся!

— Чего ты орёшь, итак башка раскалывается, — вырвалось из пересохшего горла. Приподнялся с нарубленного лапника, острая боль пронзила затылок. Состояние напомнило жуткое похмелье. Трещала, кружась голова, нещадно мутило. Собравшись с силами, опрокинулся набок и вызвал "Ватсона".

Подошедший дед, заботливо подняв мою голову, дал выпить какого-то взвара — потихонечку стало отпускать. Полежав минут пять, почти полностью вернувшись в норму, наконец сел да огляделся: "М-да жизнь кипит".

Бывшие узники занимались делами, вблизи телег суетились мужики, возле костра колдовали бабы. Друзья стояли рядом и озабоченно смотрели на деда, тот же, оттопырив мне веко, пристально разглядывал глазное яблоко.

— Ну, и напугал ты нас, — начал старик, — Бой закончился, ты ломанул в лес да пропал. — В ответ, виновато пожав плечами, я горько вздохнул.

— Мы с Халилем пошли по следам, а там два куска фарша и твоя тушка без признаков жизни, думаю, копец котёнку — больше гадить не будет, ан нет — живой вроде, только уж больно тяжёлый, но это дело поправимое. Значит, дотащили тебя кое-как, осмотрели, а ран-то и нету. Давай рассказывай, что произошло?

— А хрен его знает, перед глазами встала картина их зверств, накатило остервенение, ну, я и сорвался — искрошил душегубов в капусту, дальше — не помню…

— Да уж… — крякнул старик и обратился к оттопыренным ушкам Хала с Аникой, — Ступайте, помогите мужикам, позавтракаем да двинем, неча время терять. Друзья удалились, а дед продолжил расспросы, — В каком состоянии ты был?

— В изменённом.

— Как долго ты в нём находился?

— Ну, это… вы пошли к разбойникам, тут вскорости, оно само как-то пришло, — начал я путанно излагать, — А ушло — тоже само — ноги подкосились и темнота.

— Понятно, — растянул слово дед, — Исчерпал ты силы свои — без остатка, хорошо ещё так всё закончилось, запросто мог дуба дать. Что ж ты бестолочь, не качал энергию?.. Она знаешь, как в изменённом состоянии тратится? — Больше так не делай. А дабы об этом не забывал и как я давеча говорил, в наказание за оставление лагеря, будешь… — старик задумался и выдал, — Бегать, сейчас — быстро умываться да завтракать.

Всё же, два разбойника в суматохе боя ушли — главарь и дружок его: "Почему самым отъявленным мерзавцам всегда удаётся избежать наказания?.." — Освобождённые крестьяне, оказались именно из той деревни, что была обнаружена нами сожжённой. Их бандиты планировали продать на невольничьем рынке в Касимове — оказывается, есть и такой. Пока я валялся в отключке, мужики трупы оттащили подальше, собрали трофеи, загрузили телегу и были уже готовы к отъезду, ждали только меня — пока очнусь.