Роман Тюрин - Скрамасакс

Спустя секундное замешательство, силком еле-еле оторвали Анику от затихшего Таймаса. Я развернул пацана лицом к себе и, встряхнув за плечи, вгляделся в глаза — те оказались абсолютно стеклянными. Пару раз хлестнул его по щекам — реакции ноль…. Только после того, как старец приложил мальчишке ко лбу крест, Аника резко пришёл в себя, взгляд его стал осмысленным и он попытался меня ударить.

Перехват летящего кулака, поворот зажатой кисти и горе боксёр стоит в неудобной позе: на носочках, с неестественно вывернутой рукой.

Повисшую тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров, прервал сдавленный хрип:

— Ааа… больно же, отпусти, я в норме…

— Точно?.. — переспросив, я покосился на экзорциста.

Старик кивнул, мальчишка в такт просипел:

— Точно, точно…

Пожав плечами, я ослабил захват. Потеряв равновесие, пацан хотел нырнуть лицом в пол, однако совершить сей подвиг ему не удалось. В последний момент я поймал мальца за шкирку, да встряхнув, поставил на ноги.

Аника непонимающе затравленно покрутил головой и, встретившись взглядом с Серафимом, выдохнул:

— Что это было?..

Вопрос заинтересовал всех присутствующих, мы с Атанасом, демонстративно изогнув брови, уставились на старика. Тот же посыл проигнорировал, указал пальцем в затихшего башкира да скомандовал:

— Тащите этого на свежий воздух, пока не очухался надобно привязать его к дереву. Не расслабляйтесь — самое интересное ещё впереди…

Пока пришедший в себя Аника, под чутким руководством капитана, прибирался в лагере, батюшка помог мне с трупами. Когда тело последнего из ворогов скрылось в чёрной толще воды, старик, тяжело вздохнув, заметил:

— Даже и сделать для них больше нечего — язычники, ни отпеть, ни предать земле.

При ясно-морозном небе, восток несмело окрасился. Яранга разобрана, трупы утоплены. Всё ещё находящееся без сознания окостеневшее тело предателя, надёжно привязанное к кривой сосне, вытаращилось стеклянными, выпученными глазами на робкий, северный восход. Выражение его лица, я сначала, вообще, принял за маску смерти, но приглядевшись, понял: "Нет — не умер, грудь, хоть и еле-еле, а вздымается".

— Ну, что же… — вздохнул Серафим, — Утро уже, надо дело доделать, пойдём — помолимся. — Сказав это, старец направился в ярангу и спустя минуту вышел оттуда уже в священническом одеянии.

Встав возле батюшки и искоса поглядывая на пленника, мы стали внимать.

Серафим начал:

— Облецитеся во вся оружия Божия… — я, поняв, что стал участником ритуала по изгнанию беса, внутренне подобрался.

— Станите, убо препоясани чресла ваша истиною и оболкшеся в броня правды… — казалось, что сама природа, затихла, вслушиваясь в речитатив старика.

— Над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукавого разженныя угасити… и меч духовный, иже есть глагол Божий… — монотонно лились его слова.

Тут мне вспомнилась молитва Серафима, посредством которой меня перенесло в райские чертоги, и я попытался достичь познанного тогда состояния, но через какое-то время, сокрушённо осознал: "Ничего не выйдет — наверное, случай не тот…"

Вынырнув из дум, я вновь обратился в слух.

— Заклинаю тя, злоначальника хульнаго, — суровость голоса возросла, Таймас в бессильной злобе зарычал.

Я, невольно вздрогнув, посмотрел на друзей: мальчишка, видимо, под влиянием произошедшего с ним не так давно, стоял весь скукожившись и с силой жмурил глаза, Атанас истово крестился. Вначале, молитвословия струились маленьким ручейком, но постепенно он креп и вот, это уже мощный горный поток, смывающий всё на своём пути.

— Изыди и разлучися от сего раба Божия…

Рык, постепенно переходя в жуткий вой, усилился. Остекленевшие, выпученные глаза башкира налились кровью, завращались с бешеной скоростью. На висках, шее и обнажённых участках рук, вены, запульсировав, вспучились. Густая пена, чуть приглушив громкость звука, вновь потекла из открытого в безумном крике рта.

Зрелище было весьма жуткое, но в отличии от зажмурившихся товарищей я не мог оторвать от бесноватого взгляд.

И тут, словно кто-то липкий мазнул меня по щеке. Волосы встали дыбом, я выхватил из ножен катану и, приняв боевую стойку да нырнув в изменённое состояние, просто охренел. В воздухе, вокруг нас, витало нечто бесформенное, будто плотное марево знойного дня. Оно — это нечто, стремительно темнея прямо на глазах, вытягивало чёрный туман из тела Таймаса, а из меня и моих спутников струились тоненькие ручейки энергии в сторону рычащего башкира и, по всей видимости, занимали освободившееся там место.

Бесформенное и бесцветное нечто, постепенно сгущалось, и в какой-то момент, тьма, вновь коснулась меня. В этот раз мрак был насыщенней: комок тошноты, мурашки по телу, интуитивный уход от соприкосновения, удар мечом. Искры энергии, выходя из катаны весёлыми огоньками, пробежали по черноте. Нечто, моментально очистившись, обрело первоначальную бесцветность. Марево вновь коснулось кожи, на сей раз ощущения оказались приятные — просто волна тепла…

— Изыди… — грозно прозвучал голос.

Старец извивающемуся в конвульсиях башкиру припечатал крестом лоб.

— Изыди… Изыди… Изыди… — Таймас как-то жалобно взвизгнул, и его полностью расслабленное тело повисло на тугих верёвках.

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Отчитка — чинопоследование православного экзорцизма, подошла к концу, я, облегчённо вздохнув, тут же плюхнулся прямо в сугроб, друзья последовали моему примеру. Сил не осталось, выжит словно лимон, товарищи видимо тоже: "И не делал ведь ничего, просто стоял да слушал, а ощущение — словно сутки разгружал вагоны".

Серафим окинул нашу уставшую троицу задумчивым взглядом, тяжело вздохнул и, медленно подойдя к пленнику, разрезал путы. Тело, потеряв опору, скользнуло на снег, скукожившись в позе эмбриона — застыло, пару раз нервно дёрнулось и вновь затихло — уже окончательно.

Старик прислонился спиной к дереву, отёр выступившие на лбу капли пота и сполз по стволу на землю.

Утро уже полностью вошло в права: весело играло розовыми лучами холодное, низкое, зимнее солнце, и мне показалось, что после отчитки суровая северная природа, как-бы обмерла да утихла в своей извечной монументальности. Ни ветерка, ни звука, лишь наши тела чернели в снегу, весь же остальной пейзаж пребывал под белым покровом. Позёмка прикрыла собой всё и лучики света, отражаясь от граней снежных крупиц, свозь сощуренные веки больно резали глаз.

— Ну и что это было?.. — первым нарушил молчание Аника.

— Всё позже, — устало отрезал Серафим, указал на затихшего Таймаса и добавил, — Тащите этого в ярангу, а то замёрзнет. Да и нам туда же, подкрепиться не помешает, силы потрачены преизрядные.