Роман Тюрин - Скрамасакс

Наконец мы дошли, перед взглядом расстилался длинный затон, куда Атанас до льда ввёл наш струг. Две яранги, занесённые снегом, находились шагах в тридцати от заснувшего в замёрзших водах судна. Над одной из них, уносимый вдаль порывами ветра, струился дымок. С палубы раздался гонг, мы от неожиданности встрепенулись. Кто колотил чем-то железным, по чему-то железному за надстройкой было не видно.

Тут из яранги с копьями наперевес выскочили братья башкиры. Те с воинственной решимостью направились к нам, однако с узнаванием гостя, то есть меня, боевой пыл их улетучился махом. Они развернулись и, что-то отчаянно крича на своём языке, резво рванули в подлесок.

— Да уж… тёмные люди, — выдохнул Серафим, — Сразу видно язычники — приняли тебя за духа, хотя, после нападения демона сие не мудрено.

Тем временем мы подошли ближе и на палубе корабля приметили занятное зрелище — визуально другое, однако весьма схожее по содержанию с предыдущим. Атанас, нахлобучив на голову малый котелок, в который до этого, вероятно, стучал, стоя на коленях истово крестился. Грек, очевидно, готовился быть разорванным жутким духом, вернувшимся из преисподни за его грешной душой.

— О… как тут всё запущенно… надо проводить миссионерскую работу, — вновь прошептал батюшка и твёрдой походкой направился к богомольцу.

Аника быстро заскользил на лыжах к, барахтавшимся по пояс в снегу, беглецам. Догнал, пару минут они покричали — слов я не разобрал, и вскоре привёл их обратно. Таймас поклонившись, осторожно до меня дотронулся, заулыбался, кивнул своим и вот я уже в объятиях братьев: "Славные ребята — немного тёмные правда, но отец Серафим, думаю, их быстренько просветит".

С нашим появлением в лагере образовалась радостная суета. Башкиры, друг над другом подтрунивая, разделывали кабанчика. Атанас взбодрённый краткой беседой с батюшкой, занимался костром. Мы со старцем внимали рассказу. Из Аникиного сбивчивого повествования, сложилась картинка, которая после нескольких уточняющих вопросов, трансформировалась в более — менее последовательную историю произошедшую с друзьями во время моего невольного отсутствия.

Итак: при нападении — демонов опять было два. Один сбил меня в воду, другой завис возле мачты, как живописно описал мальчишка — клубясь жуткой тьмой и ужасающе рыкая. Все моментально остолбенели, даже волк.

Первый из этих чертей, понёсся за моей, временами выныривающей из водоворотов, тушкой. Дед, услышав крик, выскочил из каюты и сразу был схвачен другим. Яркая вспышка, оцепенение спало, демоны исчезли, Прохор Алексеевич пропал вместе с ними.

Друзья безуспешно поискали меня, затем, последовал небольшой переход и подготовка к зимовке, по весне решили возвращаться обратно. Пару раз к лагерю наведывались местные, башкиры сказали — из Вотяков. Не вступая в контакт, они неизменно удирали.

Жители, находящегося в пятнадцати вёрстах севернее поселения Перми, встретило друзей настороженно — обитатели его дали понять, что чужакам здесь не рады, хотя братья башкиры там раньше неоднократно бывали, и прежде было иначе.

За шкурами яранги натужно завывал лютый ветер, комья снега, сорванные с соседних деревьев, бились о стены. Природа неистовствовала. Мы же сытые и довольные сидели в тепле. Только Ульмас — средний из братьев, нёс вахту на палубе, превратившегося в сугроб, струга.

— Брр… — представив каково ему там, я передёрнулся.

Пребывали мы в неге тепла и насыщения. Разговор постепенно затух, Таймас с Тукаем направились спать в свою ярангу — им сегодня дежурить. Как только те вышли неугомонный пацан в очередной раз потребовал:

— Роман, ну, расскажи уже — как там?

— Где? — хоть я знал, о чём тот спросил, но сделал вид, что не понял — собираясь с мыслями, тянул время. Мальчишка, как только узнал о последней моей встречи с учителем, так, съедаемый любопытством, не находил себе места. Хотелось рассказать всё в спокойной обстановке и я, на его просьбы непреклонно отмахивался — давай позже, а?..

— Ну, это… — Аника, замялся, — В раю, конечно же, ты говорил — дед попал прямо туда.

— Да, мне кажется, что это именно так… а там… там — хорошо… — сожаление о покинутом месте, чуть испортило настрой, но как только я начал описывать попадание за грань, воспоминания ввели меня в некое подобие эйфории и рассказ получился достаточно красочным. Я как бы снова пережил всё тогда произошедшее.

— …трава, голосом деда прошептала: " Всё будет хорошо…"

Повествование подошло к концу, наступила тишина, впечатлённые слушатели уставились на вырывающееся из потрескивающего очага пламя. На улице ветер, стаей голодных волков, завывал. Беляш, во сне подёргивая ушами, лежал возле моих ног.

Первым из задумчивости вынырнул я:

— Отец Серафим, а почему в последнее посещение эдема, он разительно отличался от виденного прежде?

— В раю обителей много… — задумчиво ответил старец, — Всё зависит от твоего внутреннего человека — насколько он может воспринять действительность. Чем выше духовно поднимешься в жизни, тем больше увидишь и почувствуешь там. По грехам тоже самое. Всё индивидуально, впрочем — мысль сия, является сугубо моей и может быть ложной. Я сам, много о том размышлял и пришёл к такому вот выводу.

— Так ты говоришь, если ещё хоть немного приблизиться к истине, то мир за чертой преобразится вновь?..

— Не так… что есть истина? — прах. К Богу приближаться надобно, лишь к Нему. Только Он знает истину, только Он может её открыть.

— Что для этого нужно?

— Заповеди знаешь?.. Соблюдай их в сердце своём.

Я вопросительно на него глянул, хотелось услышать более расширенный ответ. Старик меня понял, и немного помолчав, пояснил:

— Живи по совести, не позволяй мыслям и поступкам её очернять. К примеру, ежели кого-то надобно защитить — положи за то свой живот. Ежели придётся, — Серафим выделил интонацией последнее слово и я понял, что лучше это не делать, — Убить — убей, но опять же, в согласии с совестью, тогда чёрного следа не останется, наоборот — душа станет легче.

Мы лишь орудие… — я, было открыл уже рот, однако старик предвосхитил мой вопрос, — Нет, не слепое — имеем в поступках мы выбор, свободная воля роднит нас с Творцом. Всё, безусловно, написано, и в то же время не предопределено. Бог, пребывая всегда и везде, ведает, как закончатся те или иные события, но человек, не зная о своих дальнейших шагах, непрестанно делает выбор. Запомни — самое главное для бессмертной души, не действия тела, впрочем, это тоже достаточно важно, но мысли и чувства, по ним мы получаем награду.

Яркий пример: двоих казнят в плену вороги, один умирает с мыслью о том, что он защитил селение, и сродники его остались в живых, другой малодушничает и сожалеет, что вообще попал в войско, думает — лучше б сбежал да отсиделся в лесу. Погибли оба. Действия одинаковы, помыслы разные — награда противоположна. Свобода выбора, прежде всего, заключается в согласии или в несогласии с совестью.