Роман Тюрин - Скрамасакс

Предположение Феофана, по поводу ангельской природы деда, он, иронично хмыкнув в бороду, категорично отверг. Искать команду струга старец вызвался сам, я был этому рад и через пару дней, понадобившихся мне, дабы очухаться от путешествия в рай, мы двинулись в путь.

На одной из стоянок, после ужина, я рассказал, как с помощью молитвы изгнал из салона автомобиля демона, и как она же помогла оленёнку. Выслушав истории, батюшка сдался:

— Видимо мне от наставничества не отвертеться, лучше конечно, без понимания познать силу Слова, на одной лишь вере, но это, верно, для тебя недоступно. Однако запомни: в разум могут проникнуть лишь знания, которые по сравнению с истинным Словом, кое идёт прямо в душу, ничтожны. Но, да… тут нужно время.

Повисла тишина, старик о чём-то размышляя, наморщился, и спустя минуту сказал:

— Возможно, Прохор был прав, его в твоём случае нет.

Слушай: произнесённое слово, это сотрясение воздуха, его колебания. Сила как созидания, так разрушения, суть есть одно. Вызванные речью колыхания воздуха способны энергию усилить или вообще изменить — светлую очернить, тёмную обелить. Вибрация мысли имеет ту же природу и слова, сказанные про себя, действуют также.

Про тьму говорить не буду, думаю, тебе это не надо, по крайней мере, пока…

В отблесках пламени, взгляд Серафима пронзал. Стало не по себе, и я поспешил его успокоить:

— О зле — не помышляю.

— Не зарекайся, — собеседник, буркнув, продолжил, — Существует три вида слов.

Первый — житейские. Наиболее яркое влияние их на силу можно зреть в заговорах, приворотах, проклятиях, благословлениях. Речь при перечисленном, ничего извне не принося, воздействует лишь на внутреннюю энергию человека, будь то влияние на силу, с целью направить её поток к больному органу, будь то действие на неё же с помыслом наслать проклятье — без разницы. Важны при этом не столько слова, сколько — тембр, выговор и посыл говорящего. Желание и настрой тут основное.

Второй вид — тьма, повторюсь, не буду о нём говорить.

Третий — молитва. Она воздействует как на внутреннюю энергию человека, так и приносит её извне. Влияние этих слов возможно только с согласия. Если в заговорах и приворотах, при определённых условиях, присутствия объекта манипуляций не требуется, достаточно иметь вещь ему принадлежащую, то молитва, не принимаемая душой, остаётся мёртвой — не действует. Славословия сии, прошли испытания временем и тысячи поколений познали их силу.

Запомни: дабы достичь успеха в любой из перечисленных мной категорий — необходимо перевести желание в жажду…

Однако всё это в сравнении с истинным Словом лишь тлен, даже молитва. Логос имя Ему. Творец Им создал весь видимый и невидимый мир. Оно, тому полторы тысячи лет, воплотясь в человеке, показало нам путь. Это Слово перенесло твоё сознание в рай, именно Им, Прохор раскрыл планы О дина. Оно везде и влияет на всё — на душу, на тело, на внешний и внутренний мир. Оно и есть всё…

Серафим замолчал, а я, подняв руки, обречённо вздохнул:

— Довольно, для меня пока предостаточно, давай продолжим попозже, пищи для размышлений — порядочно, буду осмысливать.

Наше путешествие продолжалось пять дней, шли мы на лыжах. Хорошо, что нашлись запасные, а то даже не знаю, как бы справился со снежным покровом — палки временами проваливались в рыхлую целину весьма глубоко. А вот по замёрзшему руслу реки присутствовал наст, причём, достаточно твёрдый, я попробовал идти коньком и, невзирая на допотопные лыжи, получилось неплохо, как говориться — мастерство не пропьёшь, хоть попытки бывали. На такой мой фортель Серафим восхищённо прицокнув, покачал головой да безнадёжно отстал. Я моментально вспотел, а когда его ждал — подзамёрз и решил — выпендриваться больше не стоит.

Спустя двое суток мы достигли места нападения Сирина, поскольку, тогда я любовался природой и хорошо запомнил прибрежные скалы, то в этом уверен был абсолютно. Далековато меня отнесло — правда, в данных условиях скорость лыжного хода составляла не больше трёх километров в час, но всё же. Затем мы довольно долго шли по Чусовой и, наконец-то добравшись до устья Усьвы, повернули на север.

Так в полдень пятого дня на противоположном берегу застывшей реки я увидел человеческий силуэт и сразу узнал в нём Анику. Пацан вероятно охотился.

Заметив его, я громко крикнул:

— Аника, ты ли это?

Тот встал как вкопанный, а признав, припустил сломя голову. Уже почти добежав он, запутавшись в лыжах, их потерял, махнул на это рукой, преодолел пяток оставшихся метров и чуть меня не повалив, радостно прыгнул на шею, крепко обнял, да захлюпал:

— Пппрррохора Алллексеевича демон унёс…

Сурово насупившись, как бывало дед, я рявкнул:

— Что за сопли, ты воин или деревенская баба?..

Подросток опешил, слёзы течь перестали. Он отёр рукавом нос и, глянув исподлобья, мрачно констатировал:

— Мы думали и ты утонул. — Строгий тон сделал дело — растерянный ребёнок вновь преобразился в молодого, готового ко многому, воина.

— Так держать! — взбодрил я его, и тут же, закрепляя поменявшийся настрой, представил спутника, — Это отец Серафим, Прохора Алексеевича брат, царство ему небесное. Перекрестился.

Мальчишка, последовав моему примеру, с недоумением глянул в глаза — пришлось пояснить:

— Я ведь тоже вроде как умер… там… за чертой, мы и встретились. Радоваться надо — не плакать, учитель достиг своей цели — соединился с природой, у него всё хорошо.

Приободрённый Аника пожал руку старцу. Серафим на мгновение застыл, а после выдал:

— Ты станешь великим воином и одолеешь этого демона…

Дальше шагали втроём, однако продолжалось это недолго, спустя пару часов к нам присоединился Беляш. Я заметил его, когда до зверя оставались считанные метры, по всей вероятности, тот давно нас обнаружил и, узнав, почти так же, как недавно пацан, рванул что есть мочи, а настигнув, радостно повалил в сугроб, ну и всего, конечно же, облизал.

Серафим чуть раньше увидел бегущего волка, сперва остолбенел, затем, приготовившись принять бой, подобрался, мне показалось такое поведение странным, я повернулся и заметил несущегося Беляша. Когда мы радостно барахтались в снегу, вовремя вмешался Аника и старцу всё объяснил. После того как зверь обвалял меня в мягком сугробе, он подошёл к Серафиму, обнюхал того, дал почесать себя за ушами, и благосклонно махнув хвостом, признал за своего.

Весь оставшийся путь до зимовки друзей, Беляш, временами заглядывая в глаза, будто боясь потерять, следовал в полуметре от мелькающих лыж. Волчара за время нашей разлуки, превратившись в грозного хозяина леса, заматерел.