Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

— Генрих… — внезапно для самого себя, позвал я.

— Ща-а… — послышалось откуда-то снизу.

Я шагнул за стол.

— Тут это…

В полу было откинута крышка погреба. И Генрих возился где-то в глубине.

— Сё-ёма. Подержи…!

Из квадратного отверстия вытянулись руки и поставили на пол картонную коробку.

Подскочивший из-за моей спины Семён, ловко перехватил ее и подвинул в сторону.

Следом появилась вторая…

Груда жратвы росла в углу, куда ее отволакивал Семён. Наконец появился извазюканый Генрих. Он ловко, на руках, выбросил свое подтянутое тело из погреба. Только вот никакой радости по поводу обнаруженной кучи «ништяков», на его лице не было.

— Ну?

— Сука он! — констатировал Генрих, не отвечая на мой вопрос, посмотрев на пленного. — Паскуда… Мало того, что воровал он на фронте. Он и здесь умудрился воровать…

Мне было практически параллельно, что он говорит. Мне было важно остаться с ним наедине. Клянусь, что пару минут мне бы хватило. — Ну…? — я сдерживался из последних сил.

Мне надо было остаться одному…

— Пойдем Сёма, постоим на улице… — резюмировал Генрих…

Из протокола места осмотра.

… Осмотр производится при дневном свете.

… Осмотр тела показал, что труп, привязанный к стулу, направлен лицом на юго-восток. Горло трупа перерезано предположительно остро заточенным предметом. Предположительно ножом…

Половые органы отрезаны и засунуты в рот потерпевшему… Потерпевший убит с особой жестокостью и цинизмом, о чем свидетельствует способ убийства и многочисленные прижизненные травмы…

… возможно предположить в качестве мотива — личную месть…

На столе находятся ценности…

Возможно, также предположить в качестве мотива убийства — корыстный интерес. Ссора на почве раздела ценностей или подозрения в частичном утаивании денег или ценностей от сообщников…

Я шел по ночному городу абсолютно свободно. Свободный человек шел по свободной земле. Я был пуст и легок. Я дышал всей грудью. Я, наконец-то отдал тот долг, который был на мне.

Я пытался даже немного понять, отчего я так поступил именно так? Хотя… наверное это был не совсем я — это был простой и обычный парень. Разведчик Серега. Вот он просто не мог по-другому.

Я? Я — уже зараженный толерантностью, дерьмократией, хитростью и возрастом… я скорее всего сделал бы иначе. Я мог подставить его МГБ-шникам или ОБХСС. И он бы сел. Ибо дурак. Да и сам он, скорее всего, сел бы. Богатства выставленного напоказ — не прощает никто. Но в этот момент меня там не было. Рассчитался с ним обычный русский парень по праву обычной кровной мести… Нет, поначалу я конечно планировал все по-другому. Я думал поступить «по-уму». Хотел я поступить тихо и осторожно — просто организовать «несчастный случай» и незаметно уйти. Незаметно уйти получилось. С остальным немного хуже… Он, по моему плану — запросто мог отравиться некачественными продуктами или невзначай угореть по пьяной лавочке от не вовремя задвинутого дымохода. Он даже мог очень неудачно повеситься — и умирать часа три-четыре подряд, как минимум. Бывает… Ну не рассчитал человек длину веревки…?

Но вот склинило меня намертво. И все тут! Теперь-то уж чего? Как получилось — так получилось.

Убийство этого «представителя власти», совершённое с особой жестокостью и цинизмом, теперь будут раскапывать очень тщательно. Ну да и флаг им в руки. Баб этот шустрик — менял как перчатки. А знала о Сереге только одна соседка. И большой вопрос, захочет ли она сообщать что-то о некоем женихе. Адрес и фамилию Серега не оставлял. Да и найдут ли ее? И докопаются ли вообще до этой истории почти полугодовой давности…

МГБ-шники найдя столько улик — подельников возьмут на раз-два. А искать мифического мстителя вряд ли кто захочет. Вон сколько подозреваемых. Останется только выбить нужные показания. А это они умеют — не отнять. Тем более могут посчитать, что таким образом специально следствие старались в сторону отвести. — Наследили мы…

Я несколько недоуменно посмотрел на Генриха. Я наконец стал соображать оторвавшись от своих размышлений… Мы стояли на пустыре. В моей руке оказалась маленькая фляжка. Выдохнув, я отхлебнул. Занюхал рукавом и, передав ее Семёну, поинтересовался:

— С чего бы это?

— Уж больно кроваво ты его «разделал». В покое не оставят.

Я несколько презрительно хмыкнул:

— Собака след не возьмет. А тряпки мы сейчас сожжем или утопим… Мой извращенный ум озаботился даже такой мелочью, как отпечатки обуви пригодные для идентификации. Поэтому на сапоги были надеты самопальные тряпочные «бахилы». Которые мы сейчас и собирались уничтожить. — Он тебе все рассказал? — я наконец-то озаботился настоящим.

— Да-а… И схему и подробности… У них там интересная схема воровства.

Четверо их было… Ну, ты как? Уже соображаешь?

— Да, спасибо, — самогон, прокатившись по пищеводу, зажег успокоительное тепло в животе.

— Слухай Генрих, — влез в разговор Семён. — А шо он там плел насчет работника сполкома.

— Нельзя убивать советских ответственных работников! — нравоучительно и агитационно-плакатно выдал Генрих. И так же глумливо добавил. — За меня обязательно отомстят! Вас — найдут!

Ну не дурак ли? Совсем он тут в тылу страх потеряли.

— Тю-у…? Ты дывысь яка паскуда…?! Ну, за удачу! — Семён от души отхлебнул в свою очередь из фляжки и предал ее Генриху.

Тот в два глотка добил остатки, занюхал рукавом и продолжил:

— Приказ о его назначении уже был подписан, — это он уже мне. — Это по его словам. Так что убил ты… мы — убили, несгибаемого борца и уже советского ответработника. Хай поднимется до небес. МГБ землю будет рыть. Я ведь еще и кошку на двери нарисовал. В деле были небезызвестный тебе — Паровоз и начсклада. Ну и мелочь — шофер с экспедитором. А МГБ думаю будет очень интересно, откуда у него такие ценности?

— Хто ж этаку суку до начальства пропустил? — Сёма все никак не мог успокоиться.

— Дал — кому надо или речи правильные говорил, — на полном автомате ответил я.

— Кому дал? — переспросил Семён.

— Экий Семён вы тугодум, — чуть ерничая, ответил ему Генрих. — Поговорку слышал: «С сильным не борись, а с богатым не судись». Делился с кем надо…

— Геня! Сдается мне — не любишь ты советскую власть.

— Я не власть не люблю. А вот таких приспособленцев ненавижу. Я как всю эту жратву увидел — так у меня в голове, что-то помутилось. Я его и сам хотел прикончить… — в голосе Генриха появилась глухая ненависть.

— Ага… и я… Ничуть эту гниду не жалко. Только это твое дело, командир. Мы потратили еще с полчаса, разрабатывая схему следующего акта. На прощанье мне сунули в руки тяжеленный вещмешок.

— Это чо?