Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

Вот это поведал мне Генрих в лицах на какой-то узловой станции под гудки паровозов.

— Ну какой тебе город, Азамат?! — не выдержал я. — Вот город — смотри! — я обвел площадь рукой и зацепил глазом несуразность.

Из здания вокзала вывели какого-то мужика в наручниках. Ведущие на секунду запнулись о еще один патруль. Мелькнули корочки, и процессия бодро рванула к черной эмке. Следом вывели какого-то мужика в шляпе и костюме, тоже «окольцованного». И ловко запихнули в соседний автомобиль с запасным колесом сзади. Все смотрели на этот процесс с большим интересом. — Ловко работают «коллеги»… — только и смог пробормотать я. — Вот! — тут же по привычке обернул я ситуацию себе на пользу. — Все видят, что никаких своих — здесь нет! — и победно посмотрел на коллектив.

Коллектив ответил преданными, но ни хрена непонимающими лицами…

— Може он вор… — вопросительно прогудел Семён.

— Не. Это Сёма — шпионы. Видишь как цивильно одеты. Отож! Постояли мы недолго. С полчаса. С лихим разворотом и скрипом… нет, не покрышек, всех сочленений за нами прибыла полуторка. Ни фига она не напоминали машину моей мечты из рекламы. Из неё деловито вышел подтянутый бравый лейтенант.

— Здра-автвуйте, то-оварищи. Сво-оный батальон? — уточнил он.

— Да, — чуть не хором ответили мы.

— Гру-узитесь — по-оехали.

И тут же добавил себе под нос.

— Ну надо же трезвые…

Он что думал, что я не услышу?

Это ничего, что «бравый» лейтенант — немного сутулый и заикается. Зато, какой огонь в глазах!? Орел! Явно потомственный интеллигент. Лет ему хорошо за тридцать. И лицо сильно помятое. Не бережет он себя. Явно сражается не на жизнь, а насмерть… Пусть только со змием, но сражается же!? На лице водилы — младшего сержанта, была разлита вселенская тоска. Он даже из-за руля не вышел. Устает наверное бедолага.

В общем, «весело с улыбкой» мы покидали в кузов свой десяток вещмешков, шинелки и погрузившись в это чудо советской инженерной мысли, поехали. На базу. То ли в Нарофоминск, то ли в Мытищи… мне честно говоря было глубоко по хрен. Я как-то уже успел устать от столицы.

Ах да надо сказать, что никак я не ожидал… и не узнавал Москву. И всё другое… А чего ее узнавать? Я ее только по телевизору и видел. А то, что видел вживую глазами — к этой отношения не имело.

Народ гулял, работал, шел… Движение? Движение — это да. Наверное, многие москвичи сюда бы переселились из современности. Ну если только с машинами. Пробок тут нет. А вот пленных до хрена. Я успел заметить несколько десятков ударных строек.

Машина постепенно разгонялась километров до сорока. Наверное, это тут — дикая скорость. А водила — местный Шумахер. Только вот у этой таратайки — рессоры и амортизаторы отсутствовали как данность. Может это такой изыск местного автопрома?

— Вы-ы…

Я хотел несколько восторженно произнести: «Вы только посмотрите, какая вокруг красота?! А…?!».

Но в этот момент машина наехала на очередную колдобину, и я ловко прикусил себе язык.

Собственно «Ы-ы…» — вышло на загляденье. Я сидел и пучил глаза, как собака — от жадности ухватившая кость, а проглотив ее… тут же подавившаяся. Я повернул голову, чтобы промычать, что я обо всем этом думаю и… Увидел точно такое же страдальческое выражение лица у Сёмы. Он одной рукой держался за подбородок, второй крепко держался за борт. Видимо он тоже хотел произнести что-то — восторженное или может даже историческое… но — «Не судьба!». Но вот то, что он думает о водиле — на его лице было явно видно. Боюсь после остановки «вселенская тоска» может надолго прописаться на его лице, но уже от синяков на теле. Как сказал герой Папанова: «Бить буду аккуратно… но — сильно!». Может, я даже к нему и присоединюсь…

Я пересчитал своей жо… э… седалищем все кочки, выбоины и колдобины по дороге. Создавалось впечатление, что меня волокут в тележке из супермаркета три укуренных тинэйджера, спи… укравшие эту тележку. Осознав всю несуразность своего поступка они убежали, но для скорости или из озорства — прицепили её к трактору с прогоревшими кольцами и выхлопной трубой. Только забыли там мое бренное тело. И вот теперь я качусь в ней, со всем комфортом — хрен знает куда. Заехали мы в какие-то ебе… э… черт знает куда. Какая-то часть на окраине города. Казармы красного кирпича с полукруглыми сверху окнами и выпуклым декором из него же. И вокруг дверей и по всему фасаду. Самое смешное, что это беленное. В Питере много таких зданий… Как её? Промышленная архитектура. Три здания, плац, одноэтажный штаб, гараж, столовая… все это обнесено забором с колючкой. Ну и ворота со звездой и с часовыми. Куда же без них? — Вам в штаб, — лейтенант вежливо указал пальцем. — Там отметите документы и… получите прочие документы — там, — несколько туманно пояснил он. — Угу… — я только покивал в ответ.

С другой стороны «пепелаца» раздавался бас Сёмы и несколько визгливые и оправдательные ответы «Шумахера». Видимо Сёма был очень убедительным, и сумел развеять его тоску. Я не слышал слов — только интонации. Потом послышалось несколько глухих ударов. Видимо Семён убедился, в ошибочности своего мнения по поводу излишнего понимая некоторыми индивидуумами вербального способа общения и перешел к прямому — невербальному. Надо заметить, что Сёма оказался замечательно прав. Водила очень бодро выскочил из-за кабины и моментально устроился около лейтенанта. И что характерно — проделал он это очень быстро, несмотря на то, что чуть подволакивал ногу при ходьбе и слегка кренился при этом вправо. Широко и добродушно улыбаясь, Сёма вышел с другой стороны. Он был доволен.

И что из того что он может быть был не прав?

Да-а… ТАК конечно, могло бы быть… но только в мечтах. Бас Сёмы только поблагодарил водителя. Не те тут реалии, совсем не те. Хорошо, что хоть довезли. А что уже и помечтать нельзя?

Некто Р. писала своему мужу 14 октября 1946 г. из другого подмосковного городка: «Стало ужасно жить в Загорске. Вечерами часто происходят грабежи и убийства. Вчера вечером Александр Александрович получил от завода 8000 рублей за строительство. Бандиты разрезали его на части. Его голова была полностью отделена от тела и заброшена в рощу. Три дня назад Ритка с подругой возвращалась из института около полвосьмого вечера. У нее отняли кошелек, а подругу утащили на горку и раздели. Стало просто страшно ходить по вечерам».

Гражданка Ш. писала своему родственнику 1 ноября 1946 г. из Иваново: «Тут все новости плохие, просто ужасные. Вчера бандиты напали на отца, мать и сестру. Они возвращались с поезда одни и им приставили к спине нож. Я даже не могу сказать, как это ужасно. Я сейчас работаю до 10 вечера и боюсь идти [домой] через базар. Нервы у всех напряжены».