Александр Забусов - Войти в ту же реку [= Перевёртыш] [litres]

– Точно! «Paloma». Лимон с розой и гвоздика, чуть добавился запах удовлетворенной женщины. А еще что-то характерное. Вроде бы сандаловое дерево с мимозой. Была у меня одна ведьмочка… Эх! Всё. Мыться ступай!

Перед матерью предстал аки агнец божий, чистым, пахнущим земляничным мылом. Мамуля сама только час назад с сейшена, проводившегося на предприятии, заявилась. Была слегка под шофе, и вряд ли разобралась бы в посторонних ароматах. Ну, дед! Перестраховщик.

– Что в школе?

– Короткий день.

– Повезло!

– Ага. Учителям. Сейчас на банкете водку употребляют и про учеников треплются.

– Почему же сразу водку?

– Не сразу. Как водится, с шампанского начнут.

– Ну, в кого ты у меня такой…

– В тебя, мама! Исключительно в тебя. От папы мне разве что то, что между ног болтается, досталось.

– Мишка! Еще одно слово и я рассержусь.

– Молчу. Кстати, у нас полкласса сегодня на всенощную у Игорька Самарина собираются. Надеюсь, ты меня не отпустишь? Так я хоть высплюсь по-человечески.

– Еще чего! Все так все! Бирюком растешь. Пойдешь как миленький! И чтоб обязательно танцевал, за девочками ухаживал. Даже бокал сухого вина выпить разрешаю.

Во понесло! А стал бы отпрашиваться, обязательно на мозг присела. Да что? Да как? Да почему? Отпустить отпустила бы, только инструктаж на час затеяла. Нет! Все-таки психология великая сила.

– Ма, я там в летней кухне букет роз видел… Неудобно как-то с пустыми руками приходить. Сейчас цветы купить проблема.

– Бери.

– Спасибо!

– Кто она?

– Цветы беру только для собственной значимости. Остальные до этого вряд ли допетрят.

– Тюфяк ленивый. Бери.

Дед как партизан дождался внука за дверью. Подсмеиваясь над простодушием невестки, всего лишь уточнил:

– Тебя когда ждать?

– Завтра.

Каретников выбросил из головы все мысли о предстоящей «партии» между ним и Советом корректоров. Перестал думать, как и когда он сделает первый ход. До этого еще было далеко. Сейчас для него было главным – он и Ольга. И эти понятия не разделялись.

Шифруясь, из школы разошлись в разные стороны, при этом обоим повезло никого не встретить из знакомых. У судьбы можно было смело урвать две недели безоблачного счастья. Ольгин муж уехал в командировку в Польшу.

…Кто бы сомневался. Городская номенклатура давно облюбовала центральный район города. Каменные, декорированные лепниной дома с богатыми по советским меркам квартирами ютились в гуще старых каштанов. Когда был здесь зимой, даже не думал о таких мелочах. Выходит так, что и дом Ольги находится на главной улице города. Стоянка у дома полнехонька двадцать четвертыми «Волгами», даже «мерин» чей-то мозолит глаз синим цветом и узнаваемыми контурами «морды». Хорошо живут «слуги народа»! Вот он, второй подъезд. Зашел. Толстые стены, наверняка хорошая звукоизоляция вместе с высокими потолками и полным набором коммуникаций. Это не «хрущобы» и даже не «брежневки». Сюда если посчастливилось въехать, то живи и радуйся! Но для того, чтобы получить такую квартиру в таком доме, нужно быть в «обойме». Судя по всему, Олин муженек в ближнем кругу обосновался надежно. Правда, следует отметить, что некоторое число простых граждан все-таки получало квартиры в элитных домах, но… Опять это пресловутое «но»! Эти простые люди на поверку оказывались совсем не простыми. Партхозноменклатура. Ну, да Бог им судья!

По широкой, всем своим видом и добротностью внушающей уважение лестнице «взлетел» наверх. Второй этаж. Отдышался. Нет, не запыхался. Нервы! Предчувствие встречи с любимой заставило сердце часто стучаться в груди. Нажал на кнопку звонка, едва различил узнаваемую мелодию за тяжелым дверным полотном.

Дверь открылась. Близорукий, лучистый взгляд встретил его на пороге. Оля! Словно школьник, с волнением протянул вперед букет цветов.

– Миша…

– С праздником тебя, родная!

На мгновение зарыла мордашку в цветы, вдохнула аромат роз. Ухватила за рукав куртки, повлекла в квартиру.

– Заходи.

Выдохнул, пытаясь унять сердцебиение:

– Соскучился!

Улыбнулась ему, пряча лукавинку на губах.

– Как? Уже?

– Ты бы знала как!

– Знаю, милый! Сама вся извелась, зная, что придешь. Снимай куртку. Проходи. Я пока цветы в вазу поставлю.

Из кухни послышалось громкое журчание воды, а Михаил в это время с интересом знакомился с тем, как живут настоящие «буржуины» с партбилетом в кармане и коммунистическим окрасом души.

Высокий потолок впечатлил сразу. Что «воздушно», не скажешь, но точно внушительно. Сразу двинул в зал, останавливаясь на пороге. Конечно, современная мебель начала двадцать первого века ни в какое сравнение не идет с мебелью конца «застоя», но все же… обстановка характеризовала хозяина не только в финансовом плане. Гобеленовый гарнитур из двух кресел и раскладного дивана, прозванных в народе «мягкий угол», вписывался в габариты гостиной как влитой. «Стенка» модная, не полированная, лишь чуть «отливала» благородством дубового шпона. Возможно, румынская или югославская. Ее стеклянное «нутро» по самое «не хочу» напичкано хрусталем, в тандеме с люстрой богемского стекла бликовавшим при электроосвещении комнаты. Телевизор «Sony Trinitron», естественно, забугорной сборки. Музыкальный проигрыватель. Вот магнитофон подкачал – бобинное чудо техники, хозяин уж мог бы постараться и давно заменить хотя бы на скромный кассетный «Sharp». Н-да! Жилье бизнес-класса в разгар застоя. Из общей «атмосферы» мещанства ярким пятном выделяется картина в золоченой раме на стене. Похоже, написана еще до «торжества» революционных событий в Питере…

Руки подруги просунулись под мышками, обняли его. Ольга прижалась к спине. Так тихо подошла, что и не услышал ее шагов.

– Кофе будешь?

– Буду.

Нежно отведя ее руки от своей груди, обернулся к ней. Обнял. Сказал негромко:

– Только пойдем на кухню. Гостиная у тебя, конечно, впечатляет, но сидеть в этом музее совершенно нет настроения.

– Я так и думала.

Яркая модная кухня, на которой так удобно готовить. «Вытяжка» – по нынешним временам вещь необычная, мало у кого такой аппарат встретишь. Большой холодильник, «Розенлев». Насколько помнил, девятьсот рэ как с куста! Простому смертному копить до морковкина заговенья!

Сидели, болтали, пили кофе. Михаил откровенно любовался Ольгой, одетой по-домашнему и, будучи сама удивительно домашней болтушкой, близоруко щурившейся, глядя ему в лицо. Вот уж действительно, что значит, когда мозги у тебя не семнадцатилетнего юнца, а умудренного жизнью мужчины! Был бы действительно пацаном, уже б давно «нарезал круги» вокруг вожделенного «объекта», восторженно поскуливая от переизбытка чувств и только одного желания. Каретникову этого было мало. Он как губка впитывал само присутствие любимой, ее слова, мысли, ее запах и вот этот близорукий взгляд. Он психологически понял, Ольга ему благодарна особенно за это. Не имея друзей, долгое время находилась в «золотой клетке», когда некому толком сказать лишнее слово, посоветоваться, поплакаться по-бабьи, в конце концов. Он в этот поздний вечер стал для нее той отдушиной, которая лечит уставшую душу. Была бы она «пустышкой», давно претерпелась ко всему. Только она другая. Взяв ее руку в свои, нежно погладил, поднеся к лицу, стал целовать. Не отвлекаясь, слушал, о чем она ему рассказывает.