Александр Забусов - Войти в ту же реку [= Перевёртыш] [litres]

– Так выходные…

– Не ври мне! Я звонила, твоя мама сказала, что ты у Самарина на вечеринке. Позвонила ему, а он ни сном ни духом. Ты у кого пропадал? Кто она?

Во дела! Если сейчас такая, то что будет с тем парнем, за кого она замуж выскочит? Нафиг-нафиг! А в глазах муть. Того и гляди, с кулаками набросится.

– Люда, мы с тобой взрослые люди. Вспомни, ведь я тебе ничего не обещал. Что ты от меня хочешь?

– Я думала… Я полагала…

– Что мы с тобой друзья. Так и есть. Но не более того…

От дальнейших разборок спас звонок на урок.

Весна набирала темпы, набирали темпы и проблемы. В общем-то ерунда! Всего лишь не за горами конец учебного года. Учителя как с цепи сорвались, давили учебным материалом и контролем за его усвоением. Только бы показатели не испортить. Экзамены, будь они неладны, у выпускников!

С тренировками временно завязал. Цели Каретников достиг, тело свое «раскачал», подвижность и былой профессионализм, будем считать, набрал. Урывками удавалось побыть с Олей, объясниться и прийти к общему плану на будущее. Алексей Петрович, третий секретарь горкома партии, муж Ольги, часто был в разъездах, а когда и был в городе, особо не допекал, часто линял в Ворошиловград. В общем, поступал по пословице про того беса, который в ребро… Чем его там так подманили, в том Ворошиловграде, что от «сладкой ловушки» оторваться не мог, Каретников не понимал. Дед стойко выносил все «проказы» великовозрастного внука и как мог отбивался от подозрений невестки и сына по поводу отлучек Михаила. Для них сын на данный момент не спит толком, не ест, все готовится к будущему поступлению. Себя не щадя, время в библиотеке проводит. Эх, молодость!

В отличие от марта, апрель выдался дождливым. Бабуля ждет Пасху, чтоб погода наладилась, а то ведь как ни посмотришь в окно, холодный дождь рисует линейки на стекле, небо пасмурное, суровое. Лишь у Михаила в душе птички поют да цветы цветут…

Настроение ему все же подпортили.

После майских праздников крестный отзвонился, попросил прийти в спортзал. Ну, пришел. И кого там увидел? Полковник, собственной персоной, дожидается именно его. Задрал, если честно!

– Ну, здравствуй, Каретников? Что, не ожидал увидеть?

– Так ведь от вас разве скроешься? Вы ж гениальный сыщик, вам помощь не нужна, найдете даже прыщик на теле у слона. Как-то так.

– Издеваешься, значит?

– Да ни боже ж мой! Разве я могу, Евгений Сергеевич?

– Ладно. Ты подумал над предложением?

Вот же гад настырный! И чего прицепился, как банный лист? Каретникову тяжело ломать устоявшиеся принципы. Всю жизнь отпахать в ГРУ, лечь костьми на работе, и вдруг… Оно, конечно, обе «конторы» на благо Родины стараются, только ведь есть пару фишек, пускающих все дело насмарку. Первое, это то, что за «Комитетом» кровавый шлейф тянется. Сколько невинных душ загубили! Ну, а второе, ГРУ с КГБ постоянные соперники и, делая общее дело, подставить одному другого не западло. Примеров дофигище! И что ему этому медведю сказать? Как бы покультурнее отказаться? Хотя… Психологию таких вот людей он знал. Иметь дело с ними… тут либо сразу соглашаться, либо идти на обострение, сметая все доводы и пожелания на своем пути. Что этот кадр ему сделает? Да ничего!

– Евгений Сергеевич…

– Каретников, ты нужен разведке!

– Так ведь я и не против, только вашей конторе предпочитаю армейцев.

О, задышал как! Он случаем не из водоплавающих, случайно выброшенных на берег из воды? По манере дышать – очень похоже! Забияка справился с возмущением. Взяв себя в руки, задал вопрос:

– Что ты у них забыл? Чем тебе так армейцы приглянулись? Будешь с гранатометом по лесам и полям бегать, ноги в кровь сбивать. КГБ – это мощь, махина, которую никому не пересилить!

– Ну да. О вашей конторе на каждом углу треплются, анекдоты друг дружке рассказывают. Вы их «сажаете», а они все равно «прорастают». А про ГРУ в целом Союзе толком никто и не знает.

У полковника глаза на лоб полезли. Черт! Каретников поперхнулся. А ведь правда, откуда ему, парню-десятикласснику, знать про ГРУ ГШ. Забияка и упоминание об армейской разведке воспринял как желание Михаила послужить в службе разведки какого-нибудь рода войск, и только.

– Ну, и откуда такие познания в столь юном возрасте? По поводу сороки и ее хвоста можешь даже не заикаться.

А вот хрен ты поймаешь! Кишка тонка!

– Ребята, прибывшие из Афгана, информацией поделились.

– Фамилии?

– Я что, у попутчиков фамилии спрашивал? Когда в Ростов ехали, трепались, вот и запомнил.

– Лжешь!

– А вы проверьте! Короче, я в военное училище поступаю, и на этом всё!

– Не поступишь.

– Посмотрим.

Ушел, хлопнув дверью. Его плохое настроение Ольга рассмотрела буквально на пороге. Обнял, прижал к груди, целуя уже такие родные губы. Ненавязчиво освободилась, с тревогой заглядывая в глаза.

– Миша, что случилось?

– Все нормально, зайка.

– Расскажи.

– Ерунда. От предложения одного отказался.

– И что предлагали?

– Ехать учиться в комитетское училище.

– КГБ?

– Да.

– И ты отказался.

– Да пошли они…

– Миша…

В сердцах не сдержался, выдал то, о чем думал последнее время:

– Оленька, поверь, через десять лет в стране такой бардак начнется, что это ведомство развалится на мелкие лоскуты. Наши правители его раздербанят, «сдадут» и помоями с головы до ног обольют. Если, конечно, я…

Прикусил язык.

– Что ты?

– Ничего. Как у тебя дела?

– Хорошо. Идем кофе пить.

Каретников мелкими глотками отпивал кофе из чашки, с интересом наблюдая, как его подружка, щебеча что-то про школу, прямо из банки с наклейкой «Глобус» большой ложкой наворачивала венгерское лечо. Озадаченно морща лоб, спросил, еще толком не осознав промелькнувшую в голове мысль.

– Ольга, ты не лопнешь?

Поперхнулась, но потом с милой улыбкой сообщила:

– Кажется, все получилось.

– Что получилось.

– Господи! Каретников, пошевели мозгами, ушами ты уже пошевелил. У меня задержка, уже давно. И есть признаки, что она не просто так.

Не дошло. В прошлой жизни не было такого опыта взаимоотношений с женщинами. Словно спортом занимался, прыгая «с цветка на цветок».

– Я беременна!

Оба-на-а! И-и… как теперь? Вот это да-а! А пытливые глаза женщины в это время сверлили его пронзительным взглядом, определяя степень зрелости мужчины. Н-да! В конце концов, сейчас на дворе не лихие девяностые годы. К тому же он хотел с этой женщиной жизнь прожить. Если дадут, конечно, при том, что он задумал переиначить в этом мире. В любом случае после него хоть что-то останется на этой Земле. Потянулся к ней, поцеловал кисть ее руки. Уже успокоившись и приняв как данность неожиданную новость, сказал:

– Значит, будем рожать, родная.