Александр Забусов - Войти в ту же реку [= Перевёртыш] [litres]

– Ну что?

Обрисовал сложившуюся картину. Поинтересовался:

– Как действовать будем? Добром ее не отдадут.

Молодец дед. Красава! Можно сказать, услышал, что хотел.

– Зачистим «вхолодную».

Откуда только слова такие знает? Уточнил:

– Когда?

– В эту ночь.

…С самого вечера не заладилось. Пленница кричала, в истериках билась, пока Егоровна ей «пойла» не намешала, а Филя с Челкашом, завалив ее, насильно влили его в глотку. Только успокоилась, засопела, Собакин, зараза такая, канючить стал, на жизнь в состоянии постоянной ночи жаловался. Егоровна, добрая душа, посоветовала.

– Прикопал бы ты его, Витенька, и дело с концом.

Удивился. Даже возмутился такой постановкой вопроса.

– Он же живой?!

– Это пока. С глазами я ему ничем помочь не смогу… С его-то характером сдаст он вас всех.

Это верно, но все же…

– Пусть пока еще поживет.

– Пускай, – покладисто согласилась ведьма.

Два отпускника ближе к ночи тоже о чем-то шептались втихую от начальства. Снова бабка подсказала:

– Деньги руки жгут. Думают, сейчас уедешь, слинять в ресторан, кутнуть.

А вот хрен им обоим по всей морде! Он, понимаешь, спать толком не может, за дело переживает, перед Бруком отчет держит, а эти скоты…

– Орлы! Подь сюда! – объявил. – Сегодня ночую в усадьбе.

О-о! Как у вас хари скисли! Надо же, до чего на душе сразу так похорошело. Бабке опером нужно быть. Старая гадина! С ее-то талантами смогла бы не один десяток урок на нары отправить. Интересно, что обо мне Бруку стучит?

Со всеми этими треволнениями уснул поздно, а пробуждение было отвратным. Егоровна растормошила. Чего ей? Какие такие маркеры и метки?

– Проснись, ирод! Лезут до нас!

Ага! Въехал. Врубился. Осознал. Стал адекватно рулить ситуацией.

– Филя, в предбаннике у двери схоронись. Оружие наготове держи. Егоровна, Собакина в комнату девки направь, усади его в сторонке. В башку вдолби, если по голосу кого из нас не узнает, пусть смело стреляет на поражение. Сама в этой комнате будь. Мне тебя учить нечему, знаешь что делать. Челкаш, за мной!

Дальше события развивались не так, как планировали одни и хотели другие. Глаза давно привыкли к темноте, ночи на юге ох и темные. Челкаш первым принял смерть, не успел противопоставить ей свое сильное, натренированное тело. Струна захлестнула горло, не дала дышать и почти перерезала жилы на шее. Солдат тихо опустил тело покойника в траву. Дед, шумнув, отвлек на себя внимание Цыганова, и снова Солдат не сплоховал. Подкравшись вплотную к старшему лейтенанту, одним движением сильных рук свернул тому шею. Прошмыгнув в дверь дома, подставился.

Бух! Бух!

По груди будто кувалдой ударило. На чистом адреналине метнул нож на вспышку.

– А-а, хр-р!

Почувствовал, что над ним склонился старый.

– Ты как, паря?

– Спекся. Дальше сам.

Платонович переступил порог, вошел в большую комнату. Он уже в коридоре почувствовал «запах» колдовства. В кромешной темноте столкнулись два непримиримых врага, проведших всю свою жизнь «в разных окопах».

Атаковали разом. Разом почувствовали дикий ужас от присутствия друг друга. Все происходило на ментальном уровне. Никто из них не размахивал дубиной, никто не стрелял из огнестрела. Просто на весах тысячелетней войны близко друг от друга оказались темные силы и старые боги. В кромешной тьме ничего не было видно, но дед чутко уловил в избе чье-то шевеление в дальнем углу. Мрак скрывал смертельно опасную сущность. До слуха долетел шепот.

– Волею Темного заклинаю!

Топнул ногой, будто вколачивал ступней металлический костыль в дерево пола. Произнес:

– Неправде – смерть!

Две энергии, производя грохот и высвечивая саму комнату, вступили в единоборство, превращая обстановку в завихрение сырой силы, срывая предметы быта с мест и раскидывая их, с силой бросая куда придется. Тускловатый свет выхватил из темноты стоящую в нескольких шагах от него сутулую фигуру старухи.

Старуха медленно, превозмогая поток чужой силы, словно незрячая, подалась в его сторону, растопырив обе руки. По комнате потек сладковатый запах разложения, и Платонович уяснил, что сама старуха мертва, и лишь «черная» сила пытается подтащить к нему… труп!

Пытаясь перекричать шум сырой силы, «бросал» слова:

– Силою Светлых Богов, силою нового Бога, заклинаю! Изыди, сатана!..

Собакин слышал шум в соседней комнате, в отчаянии трясся в нервном припадке. Незрячие глаза просто таращились в никуда, штаны промокли под ним, издавая запах мочи и чего-то отвратного. Дрожащие руки сжимали рукоять ПМ. Из сухого горла вырывался клекот. Кроме страха, в голове никаких мыслей. Его накрыло волной сырой энергии. Собакин не мог видеть спящую пленницу, опоенную бабкиным зельем.

В один миг все стихло. Показалось, на всю землю упала звенящая тишина. Услышал, как кто-то открыл дверь и переступил порог спальни. Страх придал ему силы и, он нажал на спусковой крючок пистолета, при каждом выстреле и отдаче меняя направление ствола.

Бух!.. Бух!

Обойма кончилась…

На склоне террикона разрослось вширь кладбище, образовав целый «город мертвых». В середине его мощенная плитами широкая площадка, образовавшая стоянку для машин, и поднимается арка с башенкой, покрытой позолотой, с крестом на ней. Часовенку совсем недавно разрешило поставить городское начальство. Времена меняются, только не понять пока, к хорошему или плохому… От площадки в сторону тянется ряд новых захоронений с вычурными памятниками из черного камня. Это аллея воинов-«афганцев», из «жаркой точки», грузом «200» доставленных в родные края. А сколько земляков еще ляжет в донбасскую землю на этой аллее? Куда ни кинешь взор, всюду увидишь крашеные оградки с крестами и памятниками советской эпохи. Многие заросли бурьяном. У некоторых могил высаженные когда-то деревья разрослись так, что ветвями прикрыли почти всю площадь в ограде. Внизу, под самым склоном тренькнул трамвай «на кольце». Самое начало осени. Послеобеденное время, а день, прямо сказать, не баловал. Теплый дождь из-под нависших низко туч полощет землю, и потому в этом скорбном месте сегодня не видно ни одной живой души. Лишь одинокая фигура человека, кажется в длиннополом легком плаще, переместилась от одной могилы к другой, находившейся через дорогу наискосок, застыла словно каменное изваяние. Наверное, в скорби дождь не помеха, не замечает его человек, пришедший к родным могилам. Оград на обеих могилках нет, а земля совсем свежая, едва успевшая покрыться пробившейся травкой.

В шуме дождя послышался звук подъехавшей на стоянку машины, водитель заглушил мотор. Из передней двери вышел коренастый высокий мужчина в возрасте, с непокрытой головой. Не озаботившись зонтом, слегка косолапя двинулся, наверное, к единственному посетителю кладбища. Подойдя, стал позади.