Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Подружки мои бывшие, которые были еще в школе, — отдалились от меня за годы моей учёбы в техникуме. Самая любимая, Манька Воскобойникова, замуж выскочила еще в прошлом году, теперь она у нас ростовчанка. А другие — здесь живут, но они — скорее знакомые, чем подруги, им доверия нет. Кто остаётся?

Бабушка остаётся! Придётся мне, наверное, довериться бабушке. Хотя и не хочется её беспокоить, но здоровье у неё крепкое, поддержка и опора рядом всегда есть, — сколько помню, бабушка не желала никогда жить без мужчины, в годы войны в неё, очень уже немолодую, один немецкий офицер влюбился, она же хорошо по-немецки говорит, так она его так на место поставила, — и ничего, никаких последствий. Даже шоколадки мне дарил, — вот такие чувства бабушка у мужчин всех стран вызывает! Огонь, а не женщина!

Правда, потом, когда немцы ушли, "наши" бабушку посадить хотели, "за колоски", — сосед вредный донёс, что по ночам колоски в поле собирает. Но не посадили же! Тот, кто "разбирался" с бабушкиным преступлением, сразу её и выпустил: сказал, что учить детей — дело для страны первостепенной важности.

Оказалось, он записал в протоколе, что те колоски я, пятилетняя да неподсудная, собирала, а бабушка меня искать вечером пошла, вот её и подглядел тот сосед говорливый. А соседа потом самого "упекли", — он, оказывается, в соседней области в полицаях был год, потом к нам переехал, и туда же: доносы на бедных вдовиц принялся строчить… Что, мол, все плохие, — он один хороший… А его как-то в воскресенье на рынке увидала торговка сметаною и как закричит "на всю ивановскую": "Полицай! Держите полицая! Он моих сыночков в Германию на работы отправил! Хватайте его!", так он и "погорел", глупец, — не мог уехать куда-нибудь подальше от места преступления… Скрылся где-нибудь в Сибири, в снегах бесконечных… А бабушка потом говаривала, что ей жалко предателя… Добрая…

Решено: посоветуюсь с бабушкой о своих подозрениях. Уверена, что отчим мать любит, но что-то он от нас скрывает… И как, если он вдруг что-то нехорошее совершил или совершает, — как это может на нашей семье отразиться? Ведь для мамочки будет огромным ударом узнать что-то дурное о дяде Семёне, а ну как он — преступник? Ну, зачем обычному советскому человеку два паспорта, скажите мне?

И после работы я пошла к бабушке для серьёзного разговора. Послушаю: что-то она мне скажет… Что посоветует, как велит поступать, так я и сделаю…

Пришла к бабушке. Она как раз драники картофельные на чугунной сковороде пекла: её знакомая белоруска научила, как это вкуснющее блюдо готовить. Только бабушка моя Мария Тимофеевна немножко рецептуру усовершенствовала: внутрь слепленного драничка она еще шарик фарша мясного или рыбного добавляет, — когда что есть… И получается драник с начинкой, зарумяненный и неимоверно вкусный: я их могу десятками уплетать, — просто душа радуется, когда кушаешь.

Бабушка, конечно, мне обрадовалась, но сказала, что у неё еще "заготовки" картофельной на пару сковородок, так что я могу пока в зале подождать. Но я не стала одна сидеть в комнатах и тосковать: устроилась на кухне, на любимом с детства трехногом колченогом табурете, отполированном до блеска. На круглом буковом столе кухонном — старая оранжевая плюшевая скатерть с длинной бахромой, — любила я когда-то из той бахромы косички заплетать да расплетать, — вместо кукол была мне та бахрома. Куклы в конце сороковых были дефицит невозможный! Даже мама достать не могла… Были поэтому у меня куклы тряпичные, ватой набитые, с вышитыми лицами. А у современных девочек куклы уже есть, как и довоенные времена: снова промышленность переориентировали на выпуск мирной продукции, — во всяком случае, часть продукции…

И вот сижу я, значит, детство вспоминаю, — косички плету, всё думаю: как бы мне разговор начать: Тут тонкость нужна, а мне её как раз и не хватает. Спасибо, первая "партия" драников выпеклась: схватила я один горячий да обжигающий картофельный шарик и давай его откусывать. Чуть губу не обожгла! Вот всегда так…

Тут бабуля мне и говорит, не оборачиваясь от плиты:

— Что, Зойка, никак к цели разговора не приступишь? Начинай давай, а то ты мне своими дрыганьями на табуретке драники печь мешаешь. Отвлекаешь от выпечки.

Знаю, что просто так ты бы в кухонном чаду сидеть бы не стала. Тем более, что в зале новые толстые журналы лежат, только сегодня принесли…

Знает бабушка мою слабинку: люблю свежие литературные журналы полистать… Вздохнула я да и начала свою нескончаемую арию про все мои подозрения, про постоянные отлучки дяди Семёна из дома, про то, как нашла в его старом пиджаке один паспорт, а сегодня он к нам на почту заявился пенсию получать и предъявил совсем другой, новый документ, а потом пошёл к Владлене Карповне и просил перечислять пенсию на сберкнижку, так как собирается ехать к родственникам на длительный срок, но ведь это неправда: его отлучки длятся не более нескольких дней и нисколько не препятствуют получению им очередной пенсии. Рассказала, как ездила в посёлок Гигант, познакомилась там с Матвеевной, которая мне мёд продаёт и всё про дядю Семёна рассказала… Особенно бабушка Матвеевной заинтересовалась и качеством её мёда: сказала, что сама туда, в Гигант, съездит и тоже закупит сладкого продукта и кое-что обсудит с милейшей старушкой.

Особенно бабушку интересовало отношение отчима к матери, в каких они эмоциональных и материальных отношениях состоят: как друг друга называют, помогает ли он ей на кухне, отдаёт ли пенсию или только часть её и прочее. Короче, бабушка пекла драники и, тем временем, вела настоящий милицейский допрос со всем знанием дела. Умная у меня бабушка, что и говорить! И откуда такие познания?

— Значит, говоришь, с самого начала Сёмушка дом оформил на Грушеньку? Даже на тебя хотел в собственность оформить? Очень интересно: мать-то твоя теперь — Савчук, а ты — Знатко, то есть фамилия твоя звучит совсем иначе, на родственную не похожа ничуть… С какой же это он целью стремился домик на тебя переписать? Ай да жук знатный твой Семён Васильевич… Но ты уверена, что он Грушеньку любит? И посуду моет, и пол метёт, и зеркало трёт, и землю перед зимой вскапывает, не ленится, говоришь… Полагаю, что и впрямь он к ней неравнодушен: обманщик не будет несколько месяцев петь одну и ту же партию в опере: любит он Грушу! Но что нам от этого? Ну, как он действительно преступник? Зачем советскому человеку два паспорта? Твои подозрения небеспочвенны, Зоюшка, что-то тут скрыто, но вот что, — как узнать? Если бы он нечаянно старый паспорт затерял, должен бы потом, как обнаружил его, — сдать как утративший юридическую силу, но он этого не сделал… Но, возможно, он собирается его просто уничтожить, не хочет обращаться в органы, чтобы не вызывать смеха или нареканий со стороны подозрительных "товарищей", — возможно! Или просто нашел старый паспорт и рукой махнул на него, не разорвал, не выбросил: пусть себе лежит, всё равно никто другой не сможет им воспользоваться, — там же Семушкина фотография, паспорт — вещь индивидуальная… Вот помню, в моё время, на рубеже веков, в паспорте вовсе никаких фотографий не было: как это удобно для того, кто желает нечто скрыть и называется другим именем… Вот, помню, нужно мне было экстренно из Расеюшки уехать в другую страну, — пришлось воспользоваться чужим паспортом, — он был готов уже для поездки за границу, но в нём стоял иной возраст, и пришлось мне притвориться чуть ли не старой бабушкой… Да, было время молодое… Что удивляешься? Вот когда совсем состарюсь, — напишу специально для тебя историю моей жизни, тогда тебе на многое глазоньки откроются, а пока — рано…