Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Что ответил отчим, услышать не удалось: ответ его был тих, как шелест волны…

В тот момент я еще не совсем протрезвела, но что-то в словах Геннадия Кузьмича показалось мне непонятным, почти абсурдным. Но вечером трудно думать…

Остолбенела я в тот момент, услышав разговор о деньгах. Ведь слово себе дала, что не буду больше отчима ни в чём подозревать, не стану копаться в его вещах и расспрашивать разных людей об его мнимых, — или фактических, — проступках. Но только он мне непрошено сам вновь повод для подозрений дал: этот разговор о деньгах заставил похолодеть руки. Даже задрожала я вся: что же, думаю, значит, отчим и здесь, через друга своего Геннадия Кузьмича, на которого доверенность оформил, — пенсию получает? Но его пенсия начисляется через Сальский райсобес! Как же так? Как может один человек получать несколько пенсий одновременно? Или он здесь пенсию получал, как съехал из Гиганта, а теперь только в Сальске ему начисления ежемесячные идут? Или всё-таки все деньги ему одновременно "капают", — так говорят, кажется, о "дармовых" деньгах? И что за деньги ему шлют в Котельниково, — может, это еще одна пенсия, а вовсе не выплаты какие недоплаченные?

Вспомнились мне почему-то слова Гранта о том, что его отец получает пенсию тысяча двести рублей, — это самая крупная пенсия… Только малой толике народа платят больше, на сто двадцать рублей… И у отчима всюду цифра — тысяча двести, — странное совпадение… И почему у него несколько жилищных площадей, — как такое может быть? Даже если забыть про дом в Гиганте, — но есть квартира в Горьком, дом в Пролетарской, и в нашем "армянском" доме он прописан. Так не бывает, чтобы один человек "расстроился" на три дома. По советским законам человек должен быть в одном месте прописан, там же он должен получать пенсию…

Все-таки неладно всё это выглядит, но маме ничегошеньки говорить нельзя. Вот приедем домой, — посоветуюсь с бабушкой, может, она совет даст, как мне себя вести. Отчима я, однозначно, никому выдавать не буду, но зачем он так ведёт себя? Получается, он обманывает государство, — это плохо. Нас с детства учили, что обманывать — нельзя, это и неправильно, и чревато страшным наказанием. И маму обманывает отчим: она его полагает честным человеком, а он каждый божий день голову свою в петлю правосудия подставляет.

А ну как вылезет на белый свет вся его множественная пенсионная афёра, что тогда? Его посадят. Даже если он успеет инвалидность оформить, — пусть избегнет наказания: всю его собственность конфискуют, он будет опозорен, и мы вместе с ним… Ну, почему нередко милые, обаятельные, замечательные люди на деле оказываются прощелыгами, негодяями и обманщиками? Что будет с мамой, если отчима раскроют? Что будет со мной? Все будут пальцем показывать… Придется уезжать куда глаза глядя… С пьяных глаз, я уже готова была всплакнуть от жалости к себе и матери…

Тихонько пробралась назад в спальню, где мама еще спала. Присела на краешек кровати, пружины мигом отозвались ленивым скрипом. Противная кровать!.. От скрипа ли, или пришло ей время пробуждаться, — и мама проснулась.

— Ты спишь, дочка? — спрашивает. Я убедительно зевнула и снова села на кровати.

— Нет, — отвечаю. — Проснулась. Пойдем, мам, "прогуляемся"? Что-то мне нехорошо… Только как свет включать, — я не знаю, в темноте одной идти страшно.

И мы пошли, взявшись за руки. Как в добрые старые времена, когда жили вместе с мамой, — она вечерами рассказывала мне о том, каким славным и добрым человеком был мой отец, как горевала она по гибели его, как отказывалась принять предложения иных женихов. Все ей были не такие… А вот дядя Семён — "такой"!..

Но, честно говоря, отчим мне и самой нравится как человек: слова грубого не скажет, нередко сам готовит, по дому помогает, даже рыбу сам чистит, если привозит с Маныча. Ко мне хорошо относится, подарки дарит, принял меня почти как собственную дочь. И как он эту Маруську нежит, — слезы катятся от восторга, такой он заботливый. Как в нем могут сразу уживаться два столь разных человека: добряк-семьянин и "преступный элемент"? Или это и есть "диалектика жизни"?

Как тяжело мне было в тот момент бороться с собственными чувствами, — кто бы знал… Тот лишь поймёт, кто сам испытывал муки совести…

Мы с мамой благополучно прошли по темным помещениям, не в силах отыскать выключатели в незнакомом жилье. Никаких разговоров нам более подслушать не удалось: наверно, отчим с другом ушли из той комнаты, никто нам в пути не попался. Наконец добрались до кухни, где хлопотала над бесчисленными чугунками и кастрюльками Нина Михайловна. Увидев нас, она защебетала ласково:

— Вот и девочки-гостюшки наши проснулися… А мальчики, ваш Семушка да мой Геночка, в магАзин пошли, за сладеньким. Нет, не за печивом, такого добра в доме полно, — захотелось им конфетами нас, девочек, порадовать, или там козинаками, или халвой, или щербетом шоколадным. С пьяных глаз вообразили, что уси энти товары лежат в магАзине, их дожидаются… Как самочувствие-то ваше? Особливо у тебя, Зоечка, все ли в порядке? Ох, и бледна ты была посля того "Бенедиктину" проклятого, — забористый ликер, от него как мешок травы человек становится, а ты — худюсенькая, как та березонька придорожная. Наверно, мало кушаешь? Больше надоть!.. И от хлебца не отказываться во время еды, а то многие девчаты ноне худеют, хлеб не едят. Вон соседка Глашка тожа "худела", она уборщицей в магазине работает, — так пару деньков не поела, да и шлепнулась прямо на ведро с водой на работе-то… Ученики кругом бегают, а Глашка посередь коридору упала и лежит…

От говора Нины Михайловны и милых, пустых слов её так спокойно на душе сделалось… Мысленно отмахнулась я от злокозненных мыслей, щупальцами пронизывавших всё моё существо. Какая мне, в сущности, разница, чем занимается дядя Семён, как он свои деньги зарабатывает? Я ничего не знаю, и знать не хочу! А если даже и буду всё знать, всё равно никому не скажу, спрашивать будут — притворюсь дурочкой невинной, у которой одни женихи да танцы на уме. Мама моя дядю Семёна любит, она с ним счастлива… А я… я ничего ни о чем не знаю!

Нина Михайловна нас провела, куда мы хотели. Потом еще мы умылись, руки помыли, и уселись подле хозяйки ласковой "жизнь обсуждать". Рассказали про наш Сальск, мама хозяйку с хозяином начала зазывать в гости с ответным визитом, та заотнекивалась, и очень мило у них "забеседилось". Одна я сидела молча, думала. Отчим — человек бессемейный, без родни, даже дальней. Одни мы с мамой у него есть в настоящий момент, — думаю, здесь фальши нет, чувства его к маме выглядят искренними, сильными. Если он такое участие в нас обеих принимает, без конца подарки дарит, — мне вон успел за это время колечко серебряное, бусы янтарные, — "под рыжие косы", и гарнитур золотой подарить из колечка с сережками, а вставки в них — не что-нибудь, а подлинные бадахшанские рубины, да какие крупные и красивые! И дорогие… А маму так подавно просто "завалил" подарками, она им скоро счёт потеряет.