Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Однако, одна мысль светила всех ярче: мы поедем в Москву на праздник! И с этой радостной мыслью и чудесными воспоминаниями детства, — была я в Москве восемь лет назад! — провалилась в сон. Снились мне Красная площадь, Кремль, дома, о которых читала, но не видела, — так называемые "сталинские высотки", их начали возводить в разных частях столицы лет пять-шесть назад, еще при Сталине… Вот бы пожить несколько дней в таком доме, в настоящей "сталинке" с высокими стенами…

Подошли новогодние праздники. Неожиданно о моём существовании вспомнили оба моих ухажера: даже Грант объявился. Они с Тарасом поочередно посетили почту, и, обнаружив, что я — "больна", пришли в гости в родительский дом. С подарками для "болящей": с апельсинами, мандаринами, конфетами шоколадными, — все дефициты выгребли. Хорошо еще, что не вместе приходили. Пришлось мне Тараске и Гранту объяснять, что не так уж я и больна, — просто последствия бронхита затянувшегося; главное — на работе был конфликт, — таким образом я его "погасила".

Тараска удивлялся, недоумевал, тряс рыжим чубом, считая, что правду нужно отстаивать, а не скрываться от неприятеля, — но Грант понял меня гораздо лучше, он в этом смысле куда современнее, — не зря за несколько месяцев исхитрился на машину заработать, играя и исполняя песни в ресторанах Армении. Отчим о Гранте отзывается не иначе как "ушлый", и этим у него всё сказано. И добавляет, что с таким как Грант, "будешь как за каменной стеной, он всегда выплывет"… Любовь — дело молодое, но с мужем и в старости жить нужно, и разговаривать с ним, — хорошо, если уровень образования одинаков, позволяет супругам понимать друг друга и не скучать вместе. Но мне, глупой, больше нравится Тараска, высоченный и вихрастый, с горящими веселыми глазами. Сердцу женскому не прикажешь…

Грант пытался пригласить меня в свою семью на Новый год, и отчим советовал принять его предложение, но я отказалась. Сходила к ним 31 декабря, сказала, что мы "завтра рано утром уезжаем в Москву "на каникулы"". Грант понял, не обиделся, — надо же собрать вещи необходимые, дорога — дальняя. Сам к нам придти отказался на Новый год: у армян принято этот праздник только с родней встречать, — думаю, это правильное поведение, способствующее укреплению семей.

Билеты, купленные отчимом, были на 1 января Нового 1958 года. Он так нарочно сделал: чтобы спокойно встретить в домашних условиях новогоднюю ночь, по-семейному, уютно, с домашней едой, музыкой патефонной, тихим весельем…

Вечером, под Новый год, пришел Тараска, — с бутылкой "Абрау-Дюрсо", разными банками и конфетами. То есть я ему, конечно, говорила, чтобы приходил, но он не был уверен, какую смену ему поставят в автопарке. Мама не была против его прихода: еды много, и мне будет с кем потанцевать…

И бабушка пришла со своим "молодым дедком", — все-таки они с ним расписались. А что время тянуть в таком возрасте?… И танцевали "старики", пожалуй, лучше нас, молодых, так танго отплясывали, — мы засмотрелись.

Ближе к полуночи заявилась незваной Катька, которую мы шутя, "за глаза", называли теперь "сектанткой". Отчим пару недель назад провел с ней беседу воспитательную, рассказал про визит милиционера, сказал, что её "неразумным" поведением заинтересовались, следует быть осторожнее. Отговаривать ее от общения с новыми людьми, убеждать в неправильности чуждых каждому советскому человеку, — и даже православным старушкам-богомолицам, — идей заморских сект, — он не стал: мудрый человек, не захотел оттолкнуть Катьку от нашего дома сразу. Потому как пропаганда должна идти постепенно, неназойливо… Катька его в некотором роде послушалась: во всяком случае, листовки в наших почтовых ящиках появляться перестали, — очевидно, она передала своим "друзьям" информацию об "интересе" к ней участкового, — и те "освободили" Катьку от обязанности разбрасывать брошюрки по ящикам. Наверно, теперь их кидают жителям других улиц другие активисты секты, стремящиеся… К чему? Грустно…

Мама Катьку приняла как родную: накормила кроликом с картофельным пюре, угостила колбаской брауншвейгской, шампанского ей налили, — гостья мигом повеселела, начала смеяться и даже танцевать пошла с моим Тарасом. Мне это не слишком понравилось, а тут еще и бабушка на ушко зашептала:

— Ты смотри, Зоенька, за этой "бедолажкой" — в оба: не нравится она мне, эта женка Мишки-выпивохи. Она в жизни настрадалась, теперь жаждет свое урвать. Не считай людей лучше, чем они есть… мой вам совет — гони её в шею, не пускайте вы ее в дом, не позволяй ей с твоим парнишечкой "сокорить", — она опытная женщина, не то, что ты, — теленок наивный! Больше думай головой, а не детской добротой!

Посмеялась над бабушкиными опасениями: Катька не может быть врагом, она — такая милая, добрая, "подельчивая": вечно фрукты-овощи нам "тащит" как родне… Ну как ей на дверь укажешь? Повода не даёт… И маме она нравится…

Оказалось, что Катька особенно танцевать не умеет, — она попрыгала-попрыгала, ноги отдавила Тараске, — и снова танцплощадка стала принадлежать мне. А Тараска хорошо танцевал, — просто удивительно хорошо, так ритм чувствовать — это чудо… Век бы я ним кружилась без устали… Но ночь закончилась неожиданно быстро. Гости разошлись. Бабушка пожелала нам счастливого пути, велела отчиму следить за "девочками" в Москве, одних не бросать… У отчима с бабушкой воцарился молчаливый нейтралитет: он делал вид, что ничего знает о бабушкиной осведомленности, отказываясь идти с нею на серьёзный разговор. Бабушка за глаза уже его "трусиком" обозвала, но не настаивала: пусть живет, как хочет.

Ехали в поезде — замечательно. В купе, кроме нас, никого более не подсадили, вагон был полупустой, несколько холодноватый. Проводницы — ласковые, старательные, каждые два часа приносили чай в подстаканниках, — обедать ходили в вагон-ресторан, вкусно там накормили, неожиданно вкусно — для поезда… Жаль, в окошки почти ничего видно не было: стёкла заиндевели от мороза, покрылись диковинными зимними узорами. Узорочье русское…

В Москву приехали почти ночью второго января. На Павелецкий вокзал. Именно сюда прибывают поезда из южной части СССР. Красивый кирпичный вокзал: высоченные окна, мансарды над боковыми выступающими частями, наружные стены — толстенные, в два с половиной кирпича, фасад тесаным камнем облицован. Построен в далеком 1900 году по проекту некоего архитектора Красовского, для обслуживания Рязано-Уральской железной дороги — это нам всё отчим рассказывал. Название вокзал получил по посёлку Павелец, что на Рязанщине.

Вышли на перрон, — обомлели, чтобы не сказать больше. Так хорошо было ехать в купе: уютно, спокойно, отчим анекдоты рассказывал. Здесь же — столпотворение, несмотря на ночное время, все куда-то бегут, торопятся, других не замечают. Чистый ночной кошмар. Даже радость от прибытия в столицу несколько отдалилась: захотелось скорее выбраться из этой сутолоки на простор. Подбежал носильщик с тележкой, предложил "транспортировать" наши вещи до стоянки такси. Отчим рукой махнул: вези, мол! И мы в три минуты оказались стоящими в очереди, — оказывается, чтобы сесть в такси, нужно еще и в очереди стоять. Это вам не Сальск!