Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

— Так получается, дядь Паш, что нам теперь без остановки до Москвы страну чистить? — озвучил очевидное всем остальным самый молодой.

На неразумного покосились, и уточнили:

— И Москву — тоже.

Успевший повоевать еще при Советской Власти, Павел Иванович вполголоса сокрушался на свою хромую судьбу:

— Оказалось, правду старики говорили, хоть и не верил совсем. Кого война поцелует, тому потом без нее и пресно, и тошно, хоть плачь. И вишь ты, на старости лет опять привелось.

Бывшие изгои, бывшие обреченные на заклание лишние граждане, бывший электорат, бывшее безгласное податное сословие сидело у костра. В бархатно-черное небо, к звездам, улетали искры от трещащего в огне дерева. Они знали: в любой момент может быть дан приказ идти в ночь. Будут бои, в любом из которых их души могут так же, как искорки от костра, без следа кануть в черной бездне небес.

Такой исход не пугал никого — став воином, вдруг понимаешь, что жизнь настолько коротка, что в ней просто нет времени на страх и сомнения. Холодное железо, взятое в руки бывшими обывателями, меняет суть своих хозяев.

Оружие, применяемое не для того, чтобы силой вырвать из мира золотой на бархат или гроши на пьянку, но для защиты малых сих, закономерно создает новую аристократию.

Следует понимать, что автор употребляет слово «аристократия» не так, как его понимает большинство: «привилегированная благодаря происхождению группа», а в исходном, еще не искаженном смысле: «имеющие решающий голос лучшие представители общества».

Те, кто из сидящих у костра, выживут, сохранят душу, уберегутся от искушения разменять власть оружия на сонное спокойствие благополучия, ей и станут. Они разговаривают о своем, пьют горький чай, думают о близких, и еще даже не представляют, какими будут их судьбы. Судьбы новой аристократии новой страны.

Многие из них не раз вспомнят Киплинга, который, не размазывая кашу смыслов по тарелке бытия, сказал прямо, четко и грубо: Корона — дерзновенному, скипетр — смельчакам!/Трон — тому, кто говорит: Возьму и не отдам.

Так было всегда, и пребудет вовеки: уверен в своих силах — иди и возьми. Закон, обосновывающий содеянное, придумают обязательно.

Можете представить себе мертвый город? Нет? И правильно, даже стертые бомбежкой с лица земли до подвалов, города долго не умирают. Некоторые не умирают никогда. Города очень живучи, и каждый имеет свой характер. Душу, если угодно.

Население никогда полностью не покидает даже развалины, а уж вполне исправный город, который всего лишь взяли в кольцо и лишили электричества — да никогда в жизни! Всегда найдутся не желающие уходить фаталисты, всегда будут любители прибарахлиться брошенным добром и те, кого властно держит долг, месть, самолюбие, нерешенные дела или что-нибудь еще.

Теперь представили? Брошенный людьми, блокированный ополчением, обесточенный, но не умерший до конца город. Кое-где видны черные проплешины пожаров, не убраны улицы, но то тут, то там можно заметить дымок или промелькнувшую по улице тень.

В президентском дворце жизнь не останавливалась ни на минуту. Пусть не работает водопровод, забита канализация. Но во дворе горит несколько костерков, приходят и уходят группы вооруженных людей. Но если приглядеться, можно заметить, что у некоторых из них в глазах поселилось безразличие. Многие маются желудком. До вспышки чумы или тифа — бича брошенных городов — полшага.

Кабинет президента республики. Старые верные бакинские кондиционеры без электричества не работают. Потому — жара. Несмотря на двойные тамбурные двери, ощутимо пованивает. Легкий сквознячок из настежь открытых окон несет запахи костра, и слегка маскирует понемногу становящуюся невыносимой сортирную вонь. Когда не стало воды, тупоголовые воины Аллаха все же успели лишний раз сходить в туалет. Слышно, как в комнате по соседству с кабинетом хлопотливо постукивает дизель-генератор.

Верные люди докладывают о начинающейся эпидемии желудочно-кишечных заболеваний — чтобы кипятить воду нужно топливо и керосинки, которые не у всех есть. Охрана готовит пищу прямо во дворе президентского дворца. На кострах. Но запасы еды тоже не бесконечны.

Оружие есть, но еще неделя-другая, и защищаться будет некому. Умные бегут. Абреков не останавливает даже угроза расстрела. Самые умные надеются на то, что им позволят умереть в бою. Лишь бы успели подойти войска, потому что Вояр такой чести им не даст. Подождет еще месяц, а потом сгребет полуживых бульдозером в ближайший овраг.

Воины Аллаха так умереть не желают. Им нужен бой. Но боя никто не дает. Глаза в глаза? Да о чем вы? Даже не надейтесь. Грамотно организованная войсковая операция от хладнокровного убийства отличается только названием. А уж имея в своем распоряжении штабных операторов, вобравших в себя опыт десятков войн двадцатого века … Рассечение, локализация мелких групп, зачистка. Вместо схватки глаза в глаза — минометы и артиллерия. Сто пятьдесят человек под зеленым знаменем с гордым волком сдуло в небытие двумя облачками шрапнели. Колонну, посланную к складам, уничтожили восставшие мертвецы. И везде — проклятые Аллахом минные поля!

— Что происходит, Ахмад? — спросил верного соратника глава самопровозглашенного государства. — Я получил посылку. Русы так никогда не делали!

— Делали, дорогой, — поднял залитые кровью от лопнувших сосудиков глаза имам. — И даже не так давно. Всего лишь лет пятнадцать назад. В Египте. Там захватили советских геологов. Так вот, не прошло и двух суток, как вождь того племени получил аккуратно упакованный сверток из свиной шкуры с головой брата. До того момента он даже не знал, что брат куда-то пропал, понимаешь? Геологов отпустили. И потом долго-долго извинялись, униженно кланяясь вслед посланцам далекой северной страны. Тогда это была наша страна, Джохар.

Гяуры не поленились приложить уши и пятачок, чтобы сомнений не было, что шкура именно свиная. Я знаю, тебе тоже положили…

— Совсем страх потеряли, гады. Получается, мало мы их!

— Наоборот, слишком много. Настолько много, что нам теперь конец. Причем, без вариантов. — огрызнулся Ахмад. — Видишь ли, не только в комментариях к Корану записано, что демонстрация крайней жестокости есть демонстрация слабости. Власть сильна согласием и совсем небольшим, буквально фоновым уровнем террора.

Переходя известные границы, фактически заявляешь, что иных способов удержать ситуацию, кроме как утопить проблему в крови, у тебя нет.

— Так что, страх не помогает?! — возмутился генерал. Его точеные ноздри затрепетали, на породистом, красивом лице с узкими усиками появилось отработанное, но слишком уж картинное, чтобы быть искренним, выражение гнева.