Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

— Вы же понимаете, Берни, это я в эфир выпустить не могу. Меня просто растерзают, и это еще слабо сказано.

— А вы посмотрите вторую часть, мистер Брешковский, — меланхолично ответил журналист, и в пару глотков осушил дежурную бутылку с «Боржоми». Он волновался не меньше своего визави, но тщательно старался удерживать poker-face. Традиции старой доброй Англии и все такое…

Просмотр отснятого материала занял всего несколько минут, после чего, Брешковский непонимающе уставился на собеседника. Удивление распорядителя первой кнопки было настолько велико, что хватило его лишь на сакраментальное:

— И ты, Брут…

— Да, Вы все правильно поняли, — облегченно рассмеялся Роджерс. — Я действительно выполняю просьбу господина Вояра ознакомить вас с текущей ситуацией. В силу моей к вам симпатии и нашей давней дружбы, я уговорил Командующего дать вам возможность выбора.

— Ценю, — прохрипел Брешковский мгновенно севшим голосом. Рука его слепо шарила по столу в поисках минералки. В беззаботное, радостное утро неожиданно пришло горестное понимание ближайших перспектив и неизбежности перемен.

— Вот, — Берни всунул в руку Якова Самуиловича высокий стакан с пузырящийся водой.

Брешковский, стуча зубами о стекло, сделал пару жадных глотков. Перевел дыхание. Закурил, предварительно тщательно размяв сигарету. Это дало мгновения, необходимые для принятия решения. Впрочем, что там было выбирать, выбора как раз и не было.

— Я с вами.

— Рад за Вас, Яков. — очень серьезно произнес Роджерс.

— Меня беспокоит только возможность чрезмерно нервной реакции спецслужб, — окутавшись клубами дыма, неуверенно высказался Брешковский.

— Они намекнули, что не видят в предстоящих событиях никаких нарушений законности. Потому, вмешиваться не будут.

— Чтобы эти, да не вмешивались?! Не верю, — тоном Станиславского высказался Яков. — Скорее всего, все идет именно так, как они и надеяться не могли. Иначе обязательно бы влезли.

— Бросьте, — отмахнулся Роджерс. — История учит нас, что никакая активность спецслужб не может противостоять воле решительно настроенных людей. Максимум, на что они способны, это реагировать на доносы и реализовывать отдельные оперативные разработки. Могут кого-нибудь тайком придавить шарфиком, подсыпать отраву или ткнуть зонтиком. Но когда идет барагоз, эти клоуны профессионально прячутся по щелям, чтобы в дальнейшем предложить свои бесценные услуги победителю.

— Но когда победитель уже известен, — задумчиво протянул Брешковский. — А в данном случае это так…

— Совершенно верно.

— Cкажите, Берни, когда материал должен пойти в эфир?

— В ближайшие часы узнаем, Яков. Пока что подготовьтесь к приему картинки из автономии. Радиорелейные линии будем использовать отечественные, спутниковый канал — арендован лично мной. Главное, не волнуйтесь, и не переживайте, я буду рядом.

— Тогда по пять капель за удачу, Берни? — Имеет смысл, дружище!

— Дорогие взрослые, — внезапно перевоплотившись, произнес Брешковский тоном бессменной ведущей передачи «Спокойной ночи, малыши». Он все-таки был неплохим актером, этот состоявшийся во всех отношениях бизнесмен и администратор.

Затем, наслаждаясь удивленным лицом собеседника, Яков щедро расплескал янтарную влагу по тяжелым низким стаканам, и тоном тети Вали продолжил:

— Настало время рассказать вам сказку о том, как в некотором царстве-государстве жили-были президент и его любимый парламент. О том, как эти извращенцы были счастливы, как нежно и с выдумкой любили друг друга. И как они умерли. В один и тот же день и час.

Закончилась четвертая по счету бессонная ночь, наступило серое, дождливое, безнадежное утро, промелькнули насыщенные краткими докладами дневные часы, и когда сумерки потихоньку начали превращаться в ночную тьму, в оперативном зале прозвучало:

— Товарищи, похоже, нам пора глянуть на дело рук своих!

И начальник штаба включил самый обыкновенный телевизор.

Усталые от хронического недосыпа люди с интересом разглядывали картинку. Каждый из них сделал очень многое для того, чтобы самая важная в их жизни телепередача передача радовала глаз.

Надо отдать должное: тандем блестящих профессионалов превзошел каждого из них по отдельности. Остальные каналы, дабы случайно не пострадать, вынужденно включились в работу, конечная цель которой их попросту пугала. В итоге, по всем каналам показывали одно и то же.

Передача была оформлена как прямое включение регионального телеканала. Вроде бы, ничего особенного, но если учесть, что дело происходило в прайм-тайм, а из сетки полностью выкинули рекламу и популярнейшую передачу про поле чудес (не будем уточнять, где), то сразу становилось понятно, что повод экстраординарный.

Так оно и оказалось. Репортажи сменяли друг друга. И каждый ошеломлял, будто выстрел в упор.

Первым дали съемки поля боя. Бешено ревущее пламя пожирающее Зил-131, от которого буквально за несколько минут осталась искореженная сизая рама, покрытая хлопьями копоти.

Неубранные тела боевиков, вперившиеся в низкое, плачущее дождем небо залитыми водой глазницами. Оборванная, понурая колонна пленных с безнадежными, заросшими густой щетиной неопрятными лицами.

Краткие выдержки из показаний многих людей, из которых следовало, что власть покусилась совершить страшное злодеяние: во имя сохранения себя, спалить Юг собственной страны в испепеляющем огне цепной реакции.

Фрагмент разговора генерала Рябцова с генерал-полковником Карасиным на фоне их фотографий и старой кинохроники с рвущимся в небеса зловещим, подсвеченным адским пламенем багрово-черным, заворачивающимся внутрь и одновременно расползающимся вширь, грибом.

Соблюдая законы жанра, дали слово приглашенным экспертам.

— Да, предательство, — уныло констатировали должностные лица высоких рангов на фоне фотографий Хиросимы, которыми украсили стены студии.

— Действительно, налицо признаки государственной измены, — подтверждали слегка растрепанные военные в высоких чинах, неведомо как принявшие решение поделиться известными им фактами с телезрителями.

— Решение принималось с ведома Президента, Министра Обороны и глав парламентских фракций, — подтверждали и те, и другие.

Комментаторы выглядели кающимися грешниками. Костюмы от лучших дизайнеров производили впечатление рваных рубищ изобличенных еретиков. Гостей студии била нервная дрожь, они периодически дергались и отводили глаза, будто на них направляли не безобидную камеру, а как минимум, пушечное жерло.

Безжалостная оптика подробно, останавливаясь на малейших деталях, крупным планом показывала судорожные сокращения мимических мышц, подергивающиеся кадыки, капли пота, ползущие по коже, серые, землистого цвета лица, так непохожие на прежние самодовольные физиономии хозяев жизни.