Александр Афанасьев - Врата скорби. Дикий Восток

Более тяжелые машины делились на две категории. Все они были сделаны из трехосных полноприводных грузовиков, просто то что подешевле — бронированные листы на кабине и бронекузов — сменный кстати — в бортовой кузов, бронекузов мог быть открытым или закрытым сверху. То что подороже — на гражданское шасси ставят сваренный полностью с нуля закрытый бронированный кузов, он единый и защищает и двигатель, и кабину и личный состав в кузове. Так надежнее и прочнее — но и дороже, потому как кузов с нуля сварить — не фунт изюма. Машины, как и следовало полагать были дорогими, намного дороже, чем они стоили на территориях.

Можно и прокатиться, заметил Арарат — все на ходу, если изволите…

— Да нет. Не стоит. Значит — двадцать Дегтярей третьего номера и Эм-гэ. Четыре длинных и два коротких. Шесть Дегтярей первого номера. Четыре винтовки Мосина особого заказа с германскими кронштейнами и прицелами. Два ПТРС под пять линий русского образца, с германскими кронштейнами и прицелами. Записываешь?

— Записываю, говорите…

Арарат ловко строчил в гроссбухе

— Теперь. Два Эрликона — двадцать и два Дегтярев — крупнокалиберный под русский патрон. И две установки Фрезер — Нэш с полной комплектацией. Включая фонари и щиты. На этом — все.

Константин Григориадис в таком случае считал в уме, он вообще был одаренным человеком и мог в уме перемножить несколько трехзначных цифр. Его приказчику — а скорее всего и дальнему родственнику, в этих делах всегда помогают друзьям и родственникам, доверять можно только своим, своему клану своей нации — пришлось для этого посчитать на бумаге в гроссбухе.

— Двадцать пять тысяч триста двадцать рубчиков с вас будет, уважаемый. Счет могу прямо сейчас выписать.

Велехов изобразил возмущение — он знал, что слова Григориадиса, сказанные им за бокалом вина ничего не значат, и с него попробуют содрать как минимум две цены. Это только для вида говорится — друг, цену не задирай… В Одессе — отцу родному с наценкой продадут.

— Больше пятнадцати это не стоит.

— Какие пятнадцать, уважаемый? Если у казны покупать будете — отдадите как минимум на пятую часть дороже, а пулеметы, к примеру, вы вообще там не купите. Наша цена реальная, если хотите в Багдаде покупать — ваше право. Но знайте, что те кто в Багдаде продает — у нас здесь покупает, бакшиш свой они в любом случае имеют, так что дешевле не найдете, нет.

Большинство донских казаков либо озверели бы, либо просто плюнули и ушли. Григорий же долгое время жил на Востоке и умел понимать суть и красоту торга за товар. Торговались, почитай полчаса и больше пяти тысяч удалось сторговать. Без торга — никуда, в общем.

Путь на Родину был долгим…

Через аэропорт в Эр-Рияде, в Королевстве Неджд — он добрался до Багдада, с промежуточной посадкой на какой-то пустынной базе ВВС. В Багдаде — перекрестке миров, отправной точке путешествий почти любого русского по Востоку — князь сел на железку — так, по старомодному здесь крестили железную дорогу. С вокзала Николая Второго — поезд шел в Россию…

Дорога была тяжелая. По правилам, написанным каким-то скаредным идиотом — ему полагался второй класс. И только и исключительно из-за крылышек авиатора на его форме и потомственного дворянства. Обычный пехотный капитан из малопоместных или простых — ехал бы третьим. Эти идиотские инструкции существовали на каждый случай жизни, и оставалось только удивляться упорству тех, кто их пишет. Тем более, что в экспрессе на Ростов второго класса и вовсе не было — только первый и международные вагоны. Доплатив в кассе — благо, деньги у него были — князь Шаховской обеспечил себе место в международном вагоне. Купе на двоих, душевая с ретирадой [86] туалет. на два купе и тяжелый, красный сафьян, которым были обиты стены, и который только усиливал тяжелую жару. И сосед — почти карикатурный, полный, крючконосый и лысоватый еврей с бутылкой Гольдвассера [87] еврейский сорт водки, в ней — находятся хлопья настоящего золота. До сих пор — производится в Польше. — только евреи могут пить спиртное в такую жару…

Как и у всякого еврея — у этого с собой было столько вещей, что казалось — будто он собирается совершить исход, и прямо сейчас. Какие-то свертки, чемоданы, некоторые даже и без ручек и непонятно, как этот господин собирается со всем с этим управляться, и почему он не обратился к услугам багажного вагона. Но у еврея лучше ничего не спрашивать — потому что на твое слово, он скажет десять, а разговаривать и спорить в такой жаре — для князя было тягостно…

Еврей — с несчастным видом долго уминал все свое барахло под багажную полку, а потом — повернулся к князю.

— Сударь. Можно обратиться к вам с просьбой, как к честному русскому человеку?

— Отчего же нельзя?

— Сударь. Если у вас нет так много вещей, не соблаговолите ли вы сдать мне во временную аренду вашу багажную полку? Конечно, если вас это чем-то стеснит…

Князь молча встал с полки

— Вот и благодарствую. А то поездные воры… распоясались совсем…

По вагону — прошел проводник, стукая рукояткой флажка в дверь каждого купе, чтобы провожающие поторопились…

— Ну вот, и слава Аллаху… — еврей с облегчением утвердился на полке, достал из сумки, которую оставил на виду курицу и с торжественным видом водрузил на стол — угощайтесь, сударь, не побрезгуйте…

Князь вспомнил, что одно из прозвищ евреев — куроеды. Несмотря на то, что черту оседлости отменили больше тридцати лет назад — евреев недолюбливали…

— Ваша фамилия не Куроедов случайно?

— О, нет! — обрадовался еврей, как будто не заметив тонкой издевки — Михаил Михайлович Натарзон, честный одесский старьевщик, изволите видеть…

* * *

Князь Шаховской, как и положено русскому дворянину — евреев недолюбливал. Однако же, путь был неблизким, общества в ресторане искать как то не хотелось… и получилось так, что уже к вечеру они сидели за нормальным, не откидным столиком международного вагона, уминали остатки курицы и еще что-то, между ними стояла бутылка Гольдвассера и они говорили за жизнь. Весьма и весьма конкретно говорили за жизнь…

— Володя… — честный одесский старьевщик воздел к обитому сафьяном потолку палец — Володя, ты не прав. Здесь, и только здесь, на Востоке наше будущее. Россия… а что Россия. Там холодно…

— Ты мне тут сказки не рассказывай, бес пархатый! Ваше племя все время ищет, где лучше! Да ошибается!

— Володя… Мы евреи люди умные, надо ли нас за это ненавидеть? Ты видишь только песок, Володя, песок да горы — а я вижу людей. Сколько людей, мама дорогая. И всем покушать — надо, одеться — надо, обуться — надо. У них ни у кого этого, то нет, не говоря об авто. Вот на что смотреть надо, а не на песок.