Александр Афанасьев - Врата скорби. Дикий Восток

— Да что вы знаете, про небо…

— Достаточно! — резко сказал Богачев

Князь посмотрел на него — теперь тайный советник уже не казался таким уж… гражданским. И вовсе не походил на приказчика в магазине готового мужского платья.

— В свое время, я проходил подготовку. Летнаб по ВУС. Тоже — списали. Кстати, меня так многие и зовут теперь — господин летнаб.

— Тринадцатая эскадра? — начал догадываться Шаховской

— Она самая.

В ВВС до начала сороковых — было двенадцать тяжелобомбардировочных эскадр, это потом их число увеличили. Тринадцатой — была эскадра дальней разведки. Что-то подобное эскадре Ровеля в Люфтваффе. Сама эскадра — наполовину существовала на бумаге, потому что большую часть разведывательных полетов — совершали не на специализированных разведывательных — а на обычных рейсовых пассажирских самолетах, в которых были некие… не предусмотренные конструкцией дополнения. Тогда еще не было зенитных ракет, тяжелой зенитной артиллерии тоже почти не было, да и не принято было стрелять по гражданским самолетам, пусть даже случайно заблудившимся и отклонившимся от курса. Однако — в аэропортах прибытия зверствовала контрразведка, летные техники — механики были не совсем летными техниками — механиками, точнее даже совсем не летными техниками — механиками, и на заправке случайные люди тоже не работали, да и пассажиры тоже бывали… всякими. На выходе — пассажирам могли и обыск устроить. Надо было обладать поистине виртуозным знанием человеческой природы и слабостей, быть почти виртуозным фокусником, чтобы вынести отснятую пленку с кадрами за пределы аэропорта и донести ее до посольства или передать тайному курьеру. Как раз такая квалификация — летнаб, летчик — наблюдатель — была у тех людей, которые обеспечивали эти полеты. И для большей успешности их действий — они не носили формы, никогда не ходили строем, не занимались шагистикой, и даже военные звания — у них менялись на соответствующие гражданские, согласно Табеля о рангах. Звания кстати шли очень быстро, что и неудивительно — задания особой важности, срок службы исчислялся как при участии в боевых действиях.

— Летнабы официально в состав летного персонала не входят — медленно сказал Шаховской

— Правильно мыслите, князь. Летнабы относятся к вспомогательному персоналу и потому, став летнабом, вы сможете подниматься в небо, даже с таким медицинским заключением как у вас. Только в качестве пассажира. Собственно говоря, именно это я и намерен вам предложить, если мы с вами не договоримся.

— Не договоримся, Ваше высокоблагородие?

— Вот именно. К вам присматривались, Шаховской. Присматривались очень внимательно. И мы полагаем, что вы готовы к более интересной работе, чем простая работа летнаба.

Князь пожал плечами

— Судя по тому, что написали эскулапы, я вообще мало на что гожусь.

— Не прибедняйтесь. Сначала несколько вопросов. Ваше место рождения?

— Вы его не знаете?

— Отвечайте на вопрос, сударь.

Снова — то же самое, неприятное металлическое дребезжание в голосе. Ох, непрост господин тайный советник, ох, непрост. Между прочим — звание то у него уже генеральское.

— Варшава.

— Ваш отец, князь Александр Шаховской — тоже служил в армии.

— Да. В Висленском крае — там он получил ранение. В Терской области.

— Какими языками владеете?

— Русский, французский, немецкий, польский, английский — это цивилизованные. Из нецивилизованных — арабский, в диалектах Неджда и Междуречья. Немного знаю южное наречье — это искаженный арабский, бытующий в Адене и наречье горцев. Этот язык вообще не похож на арабский, язык горцев. Нельзя сказать, что я хорошо его знаю — но на бытовые темы объясниться с горцем смогу.

— Вы кстати не упомянули идиш, который вы так же знаете. Кто вас учил английскому и немецкому языку?

Знают. Всё знают…

— Седов…

— Лев Седов, сын лидера большевистской партии Лейбы Давидовича Троцкого?

— Он самый. Его сослали в Сибирь как неблагонадежного.

— Где и как вы познакомились?

— В Тобольске. Маменька искала мне педагога. Послушайте, если вы считаете…

Тайный советник поднял руку

— Я ничего не считаю. Я проверяю — только и всего. Вы говорили с Седовым на политические темы — или только учили язык?

— А если и говорил?

Тайный советник пожал плечами

— Во всяком случае, это не будет расценено как измена. Вы — не более чем подросток, которому маменька весьма непредусмотрительно нашла опасного с политической точки зрения педагога. Марксизм и его чудовищное ответвление троцкизм на сегодняшний день почти повсеместно раздавлен, политических стачек и крестьянских бунтов не было уже несколько лет. Просто скажите, что вы думаете обо всем об этом и покончим с этим вопросом.

Шаховской тяжело вздохнул

— Да мы говорили, в том числе и на политические темы. Это нельзя было назвать агитацией… какой смысл агитировать двенадцатилетнего подростка, скажите? Седов бедствовал, ему нужна была работа, маменька жалела его. Да, мы говорили на политические темы… старались говорить как равные…

— Вы верили Седову?

Шаховской задумался

— Сначала даже верил. Было нечто привлекательное… в его словах. Равенство, братство, труд. Но я тогда сомневался в осуществимости этого, а со временем стал сомневаться еще больше.

Богачев пожал плечами

— Ну, утопия как раз и предполагает ее неосуществимость. Вопрос, сколько крови прольется при этом. Скажите, а что заставило вас сомневаться в словах Седова.

— Ну… то что я видел своими глазами. Папенька… отослал нас в Тобольск, потому что были рокоши. Польская социалистическая партия… Пилсудский… Дзержинский. Когда они поняли, что не могут справиться с армией — они перешли к террору против беззащитных. Против женщин, против детей. Я помню, как на набережной Вислы к моей маменьке подошла женщина и плюнула ей в лицо. Я тогда вцепился ей в ногу…

Да, он это помнил. И хорошо помнил, хотя было то тогда ему — шесть лет, ни больше, ни меньше. Запах лип, медленно текущей воды, крик разносчика газет. И эта баба… он бросился на нее, не зная, что делать, маменька кричала… а он вцепился в нее… и так, пока не подбежали казаки. Вцепился как звереныш…

До сих пор он не может забыть этот мерзкий запах от женщины, шорох юбок, треск полотна…

— … Знаете, эта женщина была дворянка. То есть, если судить категориями большевизма — из реакционного и антинародного класса. Но разве она повела себя как дворянка? Нет, она была полькой и только полькой.

— Интересно…

— Потом я прибыл для прохождения службы на Восток, и понял, что там — все тоже самое. Араб — он, прежде всего араб. Любой богач, любой феодал — для нищего феллаха ближе и дороже русского разночинца, который пропагандирует его идти против феодализма и реакцию. Арабский феллах этого просто не поймет, для него все так, как тому предопределил Аллах, и если кто-то богат — то значит, волей Аллаха, и как ему идти против воли Аллаха?