Николай Зайцев - Город шаманов [СИ]

– А ты белого медведя ел?!

Я приуныл.

– Нет. Обычную медвежатину доводилось часто пробовать. То же самое?

– А я ела. Так что молчи со своей халвой.

Меж тем купец начал бойкую торговлю. Менял дешевую махорку, стеклянные бусы, сахар и соль на шкурки норок, куниц и песцов. Люди спорили. Впадали в азарт. Гора шкурок росла у входа в бревенчатую вежу, а товар из сундука купца не убывал. Я заскучал и огляделся, по улочке носился волк, травя местных собак. Забавлялся. В стороне стоял хмурый шаман и отстраненно наблюдал за происходящим. Без ненависти. Без спешки и суеты, выжидал своего часа.

– А вот и волшебная вода долгожданная! Путь был к вам нелегкий, но ничего не разбито. Привез родимую!

Лопари оживились.

– Что хочешь за волшебный напиток?

Купец радостно засмеялся.

– Точно, волшебный. Полбутылки выпиваешь, храбрым становишься и идешь с ножом на медведя. Три глотка делаешь – и не мерзнешь! Можешь голым по снегу ходить. Рану открытую получил – плесни и завтра заживет. А хочешь сам себе шаманом стать, так выпей до дна! Вам дешево отдам. И всего-то надо бутылку шкурками накрыть с двух сторон. Любыми шкурками! Заметьте. Такая коммерческая акция только для вас. Кто первый? Несите шкурки.

– Дорого.

– Так ведь и шкурки любые!

– Я возьму всю волшебную воду, что у тебя есть, – раздался голос с задних рядов. Купец изменился в лице, переставая улыбаться. Быстро обернулся на охранника. Облизнулся.

– А шкурки-то у тебя есть?

– Есть. Много, – шаман растопырил широко руки, обнимая воздух, словно держал в руках невообразимо большой ком шкурок. – Смотри, сколько много.

– Да. Много, – купец снова облизнулся и, не мигая, уставился на приближающегося шамана. – Соболь? Норка? Сколько ценного меха сразу.

– Очень много, – подтвердил дедушка. Саами дрогнули и медленно стали расходиться. Карху подняла руку, и люди остановились.

– Давай, в дом заходи. Зачем в холоде такие дела делать, – сказал нойд и улыбнулся голыми деснами.

– Дела делать? – переспросил Сава.

– Тепло в доме. Хорошо. Пойдем к очагу. Будем пить воду твою. Я угощаю. Мне не жалко. Смотри, сколько шкурок. Много куплю твоей воды. Буду тебя угощать и друга твоего. Хорошо будет!

Андрюха тоже смотрел, не мигая, на шкурки. Из-за них лопаря не видно. Богатый погост. Удача какая! Он посторонился, пропуская в дверь купца и старика.

Карху нагнулась. Подняла со снега синие бусы. Завертела нитку на пальце, пошла к помощнику купца плавной походкой. Поплыла. Андрюха приоткрыл щель в бороде, словно не веря счастью, но уже через секунду не мог отвести взгляда от вертящихся бус. Я, кстати, тоже на них смотрел, не отрываясь, и поэтому пропустил момент сближения. Карху, раскрутив бусы, далеко закинула их в снег. Двумя руками взялась за дробовик и спокойно выдернула оружие из одеревеневших рук обрека. Опустила ружье прикладом в снег. Улыбнулась, глядя на купца. Закрутила на пальчик смоляную бороду. Поигралась. Похлопала невинно глазками и легонько стукнула ладошкой мужчину по лбу. Андрюха влетел в дом, выбивая спиной дверь. Его фигура сразу растворилась в зловещей темноте. Я привстал на носочки, пытаясь что-нибудь разглядеть. Но увидел в проеме только окаменевшую спину Карху. Фигуру, застывшую на границе света и тьмы. Казалось, она стоит перед нелегким выбором. Остаться или войти. Я чувствовал, как девушке очень хочется принять участие в обряде. Она медленно повернулась в мою сторону, ища поддержки и согласия.

Не нашла.

Я, возвышаясь над малорослыми саами, также медленно поднял руку и погрозил ей пальцем.

Карху вздохнула. Прислонила ружье дулом к неотёсанному бревну избушки. Вытащила из сундука сладкие петушки и свистнула детям.

Веселая ребятня радостно принимала подарки. Бегала и кружилась, гоняя моего волка. Взрослые принимали свертки из сундука, пачки патронов и махорку. Разбирали свои принесенные шкуры. Переговаривались и смеялись. Расходились. И никто не смотрел на избушку, не заглядывал в черный проем от двери, который загораживала собой гейду.

Никто.

Кроме меня.

Поздно вечером в вежу ввалился старик. К груди он бережно прижимал две бутылки волшебной воды. Гейду дернулась к нему навстречу, но нойд остановил ее взмахом руки. Качнулся.

– Ты же упадешь, дедушка.

– Это я качаю ветры, а не они меня! Я создатель ветров!

Потом он увидел меня и улыбнулся новыми зубами. В таком возрасте вряд ли молодеют от поедания двух душ, но зубы у старика появились точно. Я поприветствовал нойда кивком головы.

– Ты здесь.

– Конечно, куда же я денусь?

– Хорошо. Сегодня после праздника ты мне будешь нужен.

– После какого праздника?

– Большого. Слышите дым? Будем есть мясо и встречать весну! Пора топить снега и задуть теплые ветры! Пора устроить большой праздник.

– Весну? – спросил я и нахмурился.

– Дедушка, а покажи души, – попросила Карху, ласково и заискивающе улыбаясь.

Старик оскалил зубы. Он еще не вспомнил, как надо улыбаться. Слишком быстро сел, откинул в шкуры бутылки с водкой, бубен. Подмигнул гейду и медленно полез в свой кошель. Девушка захлопала в ладоши и молитвенно прижала их к лицу, ожидая чуда. Глаза заблестели.

Нойд разжал пальцы. На ладони лежало два камушка. Простых. Сереньких. Совершенно невзрачных.

– Смотри!

Карху прерывисто вздохнула, потянулась к камушкам пальчиками.

– Смотри, но не трогай.

– Дедуля, любимый. Научи меня есть души. Я тоже хочу их превращать в камни.

– Для тебя – это слишком сложно, – шаман поспешно спрятал камни и кивнул на меня. – Чего это он рот открыл? Есть хочет? Дай ему брусники! Застыл истуканом.

Гейду быстро обернулась ко мне.

– Что с тобой?

– Весна? Какая весна?! – закричал я в панике.

Изба полыхала.

Лопари из гостевой избушки решили сделать костер. Нечистое и оскверненное жилище пылало. Оранжевые языки пламени сжигали скверну. Зарево огня наступало на ночь и застывало в четко отведенных границах. Черный дым клубами поднимался в небо. Пахло жареным мясом. В горячих углях женщины готовили оленину.

При виде нас люди почтительно расступались, давая дорогу. Нойд возглавлял нашу процессию. Бубен в руках мелко подрагивал, живя своей жизнью, то повторяя скрип шагов о снег, то взрывался щелканьем горящего дерева. На головном уборе перья то и дело клонились от легкого ветра. Но ничто не могло сломить величия шамана.

Карху вырядилась в легкую волпи. Синяя ткань расшита красными лентами и бисером. На груди краска из серебряных и золотых монет. На руках кожаные и золотые браслеты. Сапоги не надела. Сегодня у нее испытание холодом. Она хотела вообще раздеться и выйти в одной краске, но дедушка не позволил, и я его невольно зауважал.