Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

Стоило мне шевельнуться, чтобы начать успокаивать дерзкую молодую поросль речами, вроде: дядя шутит, прозвучал панический крик:

— Отвязывает! — и бесстрашные сорвиголовы рассыпались в разные стороны.

— Вот тебе лишь бы перепугать всех! — попенял я боярину.

— Спасибо скажи, что не пошутил насчет закопанного клада, который здесь зверюга караулит.

— А то что?

— Окопали бы их отцы все кругом рвом в двадцать аршин шириной и глубиной в два человеческих роста.

— Они бы не поверили!

— Конечно. Но родители сели бы точить лопаты, а к ночи бы пришли.

— За это душевное тебе спасибо. Хватит с меня и будущих слухов о том, что по столице бродят двое неизвестных с собакой-убийцей.

— Не горюй. У меня своих два таких же охламона подрастают — Агафон двенадцати лет, и Герасим четырнадцати. Проходить через Переславль будем, натютюшкаешься еще! Капитолина с этими чертенятами умаялась уж поди!

— Капитолина — это жена?

— Жена.

— Ничего, что ты женат, детей двое, и на французскую девушку польстился?

— Чего-нибудь придумаю, — голосом ошалевшего от чувств влюбленного отозвался Слава, — отвязывай, отвязывай собаку, побродим пойдем!

Я развязал надежный узелок, и мы уверенно зашагали по киевской дороге. Засидевшаяся у церкви Марфушка аж приплясывала на ходу.

— Куда пойдем?

— У нас время до обеда?

— До той поры, пока Ванюшка не прибежит меня приглашать на званый обед криком:

— Маца испеклась! Рыба-фиш готова!

— Золото тоже туда потащишь?

— Конечно. Думаю, дядя Соломон уже разворачивает тигли и черпаки под производство такого количества монеты.

— Иудей хитер. Обдерет он тебя, как липку. Они всех обдирают.

— Евреи, конечно, очень умны, да и я не лыком шит — отговорился я, вспомнив, что у меня со средним сыном Израиля одинаковый Ай-Кью.

— Ты тоже далеко не дурак, — согласился Богуслав. — Только условия будут предложены самые грабительские. Ты будешь сражаться как лев, Соломон потихоньку будет уступать — в общем обычная история. И когда удастся сбить цену на производство монеты вдвое, ты согласишься.

— Пожалуй, да.

— А потом выяснится, что с тебя заломили в четыре раза больше, пользуясь тем, что выбора у тебя нет. Точнее он был, но ты о нем не знал.

— Все может быть, — согласился я, удрученный предстоящей дружбой народов. — А что же делать?

— Походить по рынкам, посоветоваться с менялами и златокузнецами — во что нам встанет разделить наш брусок золота на десять или двадцать частей и обменять все это на звонкую монету.

— А зачем делить?

— Богатого менялу месяц будем искать, а по мелочи на восьми рынках, два десятка деляг быстро разберут. Часть и златокузнецы прихватят.

— Так пошли?

— А уже и идем.

Да, боярский Ай-Кью мой явно превзошел, тут и говорить нечего.

— Заодно и Василису между делом половим, — добавил Богуслав.

— А Оксана толковала, что дело это дохлое.

— Ты ей веришь? — заинтересовался Слава.

— Ей родная бабушка даже не верит!

— Значит ловим?

— Обязательно!

Дошли до базара. Остановили спешащего мимо мужичка с тремя вязками баранок на шее.

— А скажи, мил человек, какой это рынок? — поинтересовался Богуслав.

— Да это вовсе и не рынок, — завертел башкой от изумления столичный житель, — это торг!

— А название какое-нибудь у него есть? — решил вмешаться я.

— Это Подольское Торжище! Здесь обычным товаром торгуют.

— А на рынке чем?

— Так невольниками, как обычно.

Мы со Славой удивленно переглянулись.

— Эх вы, деревня! — обозначил степень нашего ничтожества бараночник и убежал.

— А я всю жизнь перед иноземцами хвалюсь, что на Руси рабами не торгуют, — с горечью вздохнул боярин. — Это, дескать, в Константинополе. А они тут, вишь, целый рынок открыли.

— Ты у Матвея спроси, сколько он всяких иноверцев за пять лет хождений на ушкуе в рабство продал. У него для каждого врага два исхода — либо смерть, либо рабство, — рассказывал я, вспомнив подходы ушкуйника к делу о проворовавшемся в нашей лавке приказчике Алексее.

— Ладно, что есть, то есть. Пошли с нужными людьми переговорим.

Переговоры длились в течение трех часов. Нас знакомили с нужными людьми, потом вели к следующим. Менялы сменялись ювелирами. К концу содержательных бесед стало ясно — дело решаемое, но долгое.

Значительных живых денег в кошеле не было ни у кого. А ждать, когда они наменяют нам денег, или продадут изделия из нашего же золотишка, было просто некогда.

Хотя бы определились с их долей за обмен нашего бруска на монету. После моих подсчетов выходило, что он нашего золота русаки отщипнут 15 процентов. Теперь, когда альтернативный вариант ясен, можно подаваться сегодня и на иудейское торжище с дядей Соломоном.

В какой-то момент Богуслав оживился.

— А вон гляди, гляди…

— Что там? — отозвался я.

— Уже ничего. Показалось, наверное.

Вернулись на постоялый двор, завалились полежать.

— Чего ты там увидал? — поинтересовался я.

— Да показалось.

— А что показалось? — назойливо продолжил я.

— Василиса вроде промелькнула в толпе. И тут же исчезла. Да это может вовсе и не она была, я ведь только краем глаза ухватил.

— Ты сегодня идешь куда?

— Куда мне бродить! Здесь с Марфой поваляемся.

— Без меня, если кто-то в дверь будет стучать, сразу не открывай, спроси кто пришел. Если ведьма, Марфуша гадину и через дверь учует. Осторожен будь, когда я уйду.

— Это ты уж лишнего!

— Запаса крови на тебя не осталось!

— Хорошо, хорошо, буду осторожен.

— Вот то-то же.

Потолковали еще с полчаса. В дверь постучали.

— За тобой пришли, — съехидничал я.

Боярин неслышно подкрался к двери, прижал к ней ухо. Судя по его разочарованному лицу, ничего интересного он не услышал. Я на всякий случай сел — вдруг затеется какая потасовка.

— Кто там? — грозно рыкнул Богуслав.

— Это я, Ваня. За мастером пришел, — в гости пора идти, у матери невесты моей будем кушать. Пока дойдем, все уже готово будет.

Слава распахнул дверь.

— Заходи.

— Вань, а посиделки какие будут: только мать и дочь Наины, или народу придет немеряно?

— Народ будет, — сразу ухватил мою мысль Иван, — одевайтесь по-боярски.

Я приоделся, мы зашли к ушкуйнику за антековским золотом (протоиерей уже куда-то убежал по неотложным церковным делам), и бодро зашагали в гости к будущим Ваниным родственникам.

— Вань, а тебя не смущает, что невеста гораздо старше тебя и с взрослым ребенком?

— Я думал вы спросите не отталкивает ли меня то, что она еврейка.

— Я с уважением отношусь к любому народу. В каждой нации есть хорошие и плохие люди, честные и нечестные, умные и глупые. Так что национальность Наины меня не заботит. А вот то, что она уже успела повидать жизнь и до тебя, резковата, усиленно отстаивает собственное, зачастую неверное мнение, вот в чем загвоздка.