Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

— А зачем же ты ввязался в этот Божий Суд? — спросил Матвей.

— Так Нездиничи эти, подлюки редкие, набрехали, что боярыню оговорили ни за что, хотят от деток отлучить и из дома выгнать. Я и взялся постоять за правое дело и за очень достойное вознаграждение. А как послушал про ее дела хорошие, всю душу злобой свело! И отказаться нельзя — Суд перенесут, а бойца другого выставят. Вот я и решил повозиться для вида, а потом сдаться.

— Я бы так не смог, — признался ушкуйник, — а вдруг подумают, что струсил.

— Эх ты, молодо-зелено, — усмехнулся Кузьма, — а я уж староват свою смелость доказывать. Тем, кто обо мне слыхал или в деле меня видел, одного имени моего достаточно. Кто не слышал, до тех мне дела нету. А в общем, мне на чужое мнение наплевать — я сам о себе и о своей смелости все знаю, этого достаточно.

Матвей глядел на собеседника с немым обожанием — он нашел свой идеал бойца и человека.

— А ты в схватке тоже очень хорош, — оценил нашего орла Двурукий, — но как-то еще не отшлифован, не доведен до ума. Ты же заметил, что я тебя мимо себя пропускаю, второй рукой вдогонку не рублю, особо не ускоряюсь?

Ушкуйник покивал.

— Хотя бы еще годок тебе отточить умение при хорошем учителе, цены бы тебе не было.

Я так по юности византийца Димитрия встретил, он в Киеве княжеских дружинников обучал. Вот тот из бойцов боец был! Меня как раз в младшую дружину взяли, так он со мной отдельно занимался. Полгода провозился, и тут ему весточка из дому пришла — неладно что-то там было, Димитрий и уехал. А ведь я и до него моим отцом, тоже двуруким, очень хорошо обучен был.

Я чего подошел-то к вам — вы, говорят к морю идете?

Тут Кузьма повернулся ко мне, безошибочным чутьем найдя главаря этого похода.

— Мы не идем, а едем на очень хороших лошадях. Сейчас нас торопят, поэтому последние 350 верст до Крыма добираться будем по сухой степи. А с собой много воды не ухватишь.

— Вот и возьмите меня с собой, — сделал неожиданный вывод знатный боец. — Я могу по три — четыре дня не пить, особо не загорюю.

— На себя-то мы тоже по две — три фляги ухватим, нам и хватит, — начал объяснять я, — а вот лошади пьют ведрами. На всякий случай берем с собой человека, в степи воду искать.

— Берите кого хотите, — усмехнулся Кузьма, — а я куплю половецкую лошадку, их тут полон рынок. Такой конь может очень мало пить, привычен к этому сушняку. Да и выжили из них, наверное, самые выносливые и неприхотливые.

— Лучше бы тебе все-таки по Славутичу на ладье спокойно добраться, — настаивал я. — Риска и трудностей нет, воды полно.

— Тоска меня берет от такого покоя. Но чего-то ты крутишь, неладно у вас что-то. Рассказывай, все равно не отстану.

Поглядел на своих — пожимают плечами и разводят руками. Такого приставалу просто так не отгонишь, слишком силен — придется рассказать. Ну я из нашего похода особой тайны никогда и не делал — не клад копать идем.

— Значит слушай. По пути к морю нам придется столкнуться с черным волхвом Невзором, и попытаться его убить. Он будет убивать нас. Так что поездка наша чертовски опасна, и находиться рядом с нами я бы не советовал.

— А на кой ляд вам Невзор этот сдался? Колдует себе там и колдует, вам то что? Или вы сами кудесники невесть какие, и на черных охотитесь? — не понял Кузьма.

— Ловим не его не мы, а он нас, — объяснил я. — Кудесник среди нас всего один, да и тот гораздо слабее вражеского колдуна. Одна надежда на протоиерея Николая, Бог даст какое-то время будет удерживать и отводить вражеские магические удары. А может и нет, опыта у нас никакого. За то время, пока Невзор будет занят, мы попытаемся его убить.

— А зачем этот Невзор за вами охотится? Ему-то чего надо?

— Погубить Землю.

— Русскую землю?

— Да нет, бери шире — всю нашу Землю.

Тут трое чернецов вынесли деньги и драгоценности, и мы отправились к дому, беседуя на ходу. Я рассказал про все — про Крым, про Херсон, про дельфинов и про плавание в Константинополь. Напоследок еще раз порекомендовал в это дело не ввязываться.

— То есть погибнут и мои сестра с племяшами, и мать-старушка? И этого хотят добиться колдуны?

— Так получается.

— А вот шиш им! — заорал Кузьма. — Сам поубиваю гадов! Я иду с вами — может и будет от меня какая-нибудь польза. Пошел я конька покупать, сбрую и еду какую-нибудь.

— Еды не надо, митрополит дает. Завтра с утра выходим.

Кузьма ушел за покупками, Матвей увязался за ним.

Мы пообедали и занялись кто чем — Богуслав отправился опять к князю — просить на время честного тиуна, протоиерей прилег отдохнуть после еды, и я тоже некоторое время повалялся, поговорили о том, о сем.

— Помнишь, как ты мне о Николе-угоднике рассказывал, из которого на Западе замену Деду Морозу соорудили?

— Было дело. Кстати, а ты знаешь, что именно этот святой покровитель воинов и путешественников, выручающий их из разных бед и спасающий им жизни?

— Так значит именно нам, находящимся в походе и готовящимся к страшной битве и надо ставить ему свечки!

— Вот какой-то раб Божий из священников сегодня с утра на Епископском Дворе в церкви Святого Андрея и поставил. А теперь слушай о Санта Клаусе. В основе лежит история из Жития Святых, в которой святой Николай случайно услышал, как разорившемуся богачу старшая дочь предлагала продать ее в рабство, чтобы появились деньги на приданое двум ее сестрам. Без приданого замуж девиц не брали. Николай пожалел девушку, забрался на крышу их дома ночью и бросил мешочек с золотом в дымоход, не желая, чтобы об этом его деянии кто-нибудь узнал. Дар святого упал в носок, который сушился около очага. Девушку благополучно выдали замуж.

История повторилась со средней дочерью, а затем и с младшей. Тут то отец и застал святого за этим действием. Скоро пошли слухи, что таких случаев много, и все это деяния Санта-Клауса, как в тех странах зовут святого Николая: Санта в переводе святой, а дальше еще проще — Николай, Николаус, Клаус. Случилось это все перед Рождеством, и вошло в обычай дарить в это время подарки, желательно положив их в носок или чулок, и повесив перед дымоходом.

— И везде так делают?

— Точно не знаю. Наверное, где как.

Мы замолчали, а мне в голову полезли мысли. Так вот из какого простенького филантропического действия американские умельцы от рекламной индустрии создали ставший классическим образ добрейшего Санта-Клауса в ярко-красном полушубке, со здоровенной белой бородищей и невесть откуда взявшимися эльфами, наишачившимися за год на производстве игрушек, с оленями, волокущими бездну подарков под руководством сомнительного красноносого копытного главаря Рудольфа.

И теперь за месяц до Рождества в США начинается рождественский бум, когда заманенные невиданными скидками покупатели выстраиваются в неслыханные очереди, а особо жадные даже ночуют в палатках около супермаркетов. Обязательны подарки для родственников, желательны для друзей, от знакомых можно отделаться простенькой открыточкой. Вот так из образа полузабытого в России Николая Угодника в Америке делаются каждый год миллиарды.