Василий Сахаров - Вольный Дон [publisher: МедиаКнига]

Император не мог поверить, что Фрося мертва. Он рвал и метал, требовал от бога справедливости, много молился сам, принуждал к этому других, впадал в отчаяние и ярость, а затем, в конце концов, на две недели погрузился в беспробудное пьянство, из которого всего несколько дней назад его вывел Дмитрий Тверитинов. И теперь, когда Алексей окончательно пришел в себя, он смог посетить могилу любимой, никого не стесняясь поплакать, помолиться за упокой ее души, собраться с мыслями и принять ряд решений, которые на годы вперед определили его отношение к церкви, как к институту, который представляет бога.

Священники не хотят освящать могилу Фроловой на том основании, что ее настиг гнев Господень? Ладно, это сделает кто-то из раскольников. Они не желают распускать Протоинквизиторский приказ? Ничего, император будет терпеть это до тех пор, пока не укрепился на троне. Патриарх желает иметь на него еще больше влияния? Пусть. Государь снова стерпит, но он ничего не забудет, память у него хорошая и придет срок, Стефан Яворский, этот перекрасившийся в православного католик, ответит за все.

Алексей услышал шаги и, обернувшись, увидел своих самых верных людей, тех, кто не дал ему помутиться рассудком, и не бросил на произвол судьбы в трудную минуту, когда он искал спасения на дне бутылки. Это были Тверитинов, Федоров, Филиппов и Мухортов. И сейчас государь был рад видеть этих людей, которые в молчании остановились рядом со скамейкой, где он сидел.

– Мухортов, – спустя пару минут, обратился император к дьяку Преображенского приказа, – ты сделал, что я велел?

– Да, Алексей Петрович, – тайный агент и доверенное лицо князя Ромодановского согласно мотнул головой. – Вчера моими парнями был схвачен и пытан служка Успенского собора Вениамин Ботский. Он присутствовал при смерти Ефросиньи Фроловой и сказал, что умирала она страшно, кричала так, что слышать ее не было никакой мочи и многие люди при этом зажимали себе уши.

– И никто не пришел на помощь?

– Нет. Патриарх запретил. Самолично.

– Так-так… Что еще?

– Кроме того, Ботский слышал слова Яворского, что лучше бы на престоле сын Екатерины, малолетний Петр Петрович, сидел, а Алешка Романов ему все больше отца-нечестивца напоминает, строптив больно и может не внять слову патриарха.

– Показания Ботского записаны?

– На двадцати семи листах и переданы вашему секретарю.

– Ознакомлюсь. Что со служкой сделали?

– Сегодня утром его нашли за стенами Кремля. Официальная версия гласит, что он был ограблен ночными разбойниками и убит. Все сделано чисто.

– Хорошо, – Алексей бросил взгляд на Тверитинова и обратился уже к нему: – Дмитрий, что у тебя?

Медик сделал небольшой шажок к императору и сказал:

– Составлен список священнослужителей, кто недоволен нынешними порядками в церкви. Всего сорок два человека, в основном это приходские священники, монахи и дьячки, из тех, кому близко учение Юрьевского архимандрита Кассиана, в 1505 году сожженного на костре за ересь. Хочу напомнить, что архимандрит ратовал за то, что церковь должна отречься от всего материального в пользу народа, а каждый, кто носит рясу, обязан свой кусок хлеба зарабатывать лично.

– Я знаю, кто такой Кассиан и за что его сожгли. Список передашь капитану Федорову, а он к этим людям присмотрится.

– Понял, – Тверитинов сделал шаг назад.

– Слушаюсь! – одновременно с этим движением медика по-военному отчеканил Федоров.

– Свободны! Филиппов останься.

Мухортов, Федоров и Тверитинов покинули императора, а тот вопросительно кивнул секретарю и Филиппов доложил:

– Посольство на Дон было готово выехать в Черкасск еще месяц назад, но без вашего личного разрешения и инструкций Шафиров его придержал.

– Верное решение. Завтра вызовешь всех посольских ко мне, поговорю с ними.

– Сейчас же извещу об этом Посольский приказ.

Секретарь застыл без движения, а император помедлил и спросил:

– Ты присмотрелся к последней партии молодых офицеров, которые обучались заграницей?

– Да, и среди всех, готов порекомендовать одного кандидата, поручика лейб-гвардии Преображенского полка князя Александра Бековича-Черкасского. Молод, всего двадцать три года, учился на навигатора, оценки имел хорошие, умен, в дворцовых интригах не замечен, ни к одной придворной партии не принадлежит и готов выполнить любое ваше приказание.

– А факт, что он вместе с братьями воспитывался в доме Бориса Алексеевича Голицына, не означает, что и помимо меня кто-то будет иметь на него влияние?

– Нет. Князь Голицын относился к нему как к слуге и воспитывал его палкой. Этим он похож…

Филиппов запнулся, а государь, невесело усмехнувшись, произнес:

– Похож на меня? Это ты хотел сказать, капитан?

– Да, Ваше Величество.

– Что же, я хочу увидеть этого поручика уже сегодня ночью. У меня для него будет отдельное поручение и важное письмо к одному человеку. На Дон он поедет в составе посольства, а дальше сам по себе. Иди, Андрей.

– Алексей Петрович, дел накопилось много, надо бы заняться, – заторопился секретарь. – Тут и смета по строительству Сибирского тракта, и переселенцы на восток, и несколько проектов указов из Сената, и письма от иностранных государей…

– Вечером займусь. Ступай. Мне еще какое-то время надо побыть одному.

Секретарь тяжко вздохнул и покинул своего государя, а государь Алексей Петрович еще три часа просидел над могилой Фроловой. И только в первых сумерках он покинул скамейку. На прощание император приложил к сырому земляному холмику ладонь правой руки, и прошептал:

– Прости меня, Фрося, я виноват перед тобой.

Царицын. 16.08.1710.

Старая дубовая роща на берегу Волги, километрах в десяти от Царицына, на своем веку видела очень многое. И то, что под сенью самого мощного дерева, во всем этом зеленом царстве, посреди степных просторов, на мягком двухметровом ковре лежат два юных обнаженных тела, вряд ли удивляет наблюдающих в этот жаркий полдень за нами природных духов.

Вчера я задумал романтическую прогулку со своей любимой. Место было присмотрено заранее, бывал я в этой роще с Аленой по весне, а все потребное для пикника было доставлено сюда односумами. И вот результат, все сложилось хорошо. У меня случился первый секс и довольный жизнью, я обнимаю свою невесту, смотрю, как мирно она спит, а свежий речной ветерок, порывами налетающий с Волги, играется с ее золотыми волосами.

Видимо, почуяв, что за ней наблюдают, Алена открыла глаза, увидела меня, улыбнулась и, без всякого стеснения, как кошка, потянулась на ковре всем своим роскошным телом. Затем она чмокнула меня в губы, прижалась ближе и спросила:

– А у тебя точно все было в первый раз?