Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

Однако искры недовольства продолжали тлеть среди стрельцов и солдат. Некоторые активные участники бунта уцелели, и сегодня они собрались вместе…

– Ну что, все в сборе? – спросил стрелецкий десятник Федор Никитин.

– Да, – откликнулся ему другой десятник, Петр Кириллов. – Говори, зачем собирал, а то опасно нынче по городу в ночную пору ходить. Не забылся еще наш прошлогодний бунт.

– Это точно, – поддержал его конный стрелец Иван Борзов. – При малейшем подозрении в подвалы на дыбу поволокут.

– Так вот, – начал Никитин, – с Царицына верный человек прибежал и сказывал, что город отдался казакам. Притеснений тамошним стрельцам и служивым людям не чинят, грабежей нет, а войско казачье на Черный Яр двинулось.

– Верно, – подтвердил его слова Борзов. – Был сегодня в Приказе и там разговор слышал, что скоро вверх по Волге всеми полками двинемся.

– А нам что с того? – спросил Кириллов.

Никитин прошелся к двери, кинул взгляд на двор и, убедившись, что все спокойно, вернулся в круг и продолжил:

– Надо к казакам переходить…

– Нет! – возмутился один из стрельцов. – Они нам помощи в прошлом году не дали и мы в стороне останемся.

– Цыц… – шикнул на него Никитин. – Человек, что ко мне прибежал, письмо принес от атамана Булавина, войсковой печатью скрепленное.

Никитин достал из-за пазухи свернутый лист бумаги и все присутствующие, заинтересованные посланием, придвинулись ближе.

Аккуратно развернув послание, Никитин полушепотом принялся зачитывать:

– От донских атаманов молодцов, от Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего Великого Войска Донского, всем астраханским стрельцам, солдатам и жителям. Ведомо нам, какие горести и притеснения вы претерпели от царевых воевод да иноземцев, поскольку сами претерпели немало. Вот потому, не имея больше возможности терпеть, поднялись мы всем Войском Донским и, призвав себе на помощь братьев наших с Сечи, Терека и Яика, а также все желающее воли крестьянство, отошли от царя московского и порешили своим государством жить по законам справедливым. Помня про удалой и славный астраханский народ, обращаемся мы к вам и желаем вашего присоединения к делу нашему. Богатая и привольная Астрахань должна стать самостоятельным и независимым торговым городом, который будет управляться по справедливости и правде, избираемым советом из лучших людей, как при Степане Тимофеевиче Разине было. В том наше самое главное желание. А если у вас беда будет, то мы на помощь придем, а коли у нас, то вы к нам.

– Вона как… – протянул один из стрельцов.

– Что делать будем, други? – поочередно оглядывая товарищей, спросил Никитин.

– Если все, что в этом послании написано, есть правда, – отозвался сидящий на бочке и до сего момента молчавший старый десятник Кадочников, – надо казакам помочь. Опыт самоуправления у нас есть, что при Разине, что в это восстание наше неудачное. Совет городской избирали и нормально справлялись. Торговля на Каспии будет, рыба еще не перевелась. Да и производство наладить можно. Селитреные заводы уже имеются, а если подумать, то еще много полезного сделаем. А если казаки без нас победят, таких условий уже никто не предложит, поскольку везде по суше только они и будут.

Обсудив еще раз предложение донских казаков, стрельцы решили встать на сторону восставших. Рано поутру поодиночке они расходились, неся слова донского атамана Булавина ко всем горожанам. И слова эти находили отклик в душах людей, которые знали, каково это жить в нищете и бесправии, рабом, к которому относятся хуже, чем к собаке.

Россия. Петербург. 10.11.1707.

Весь минувший год, царь Петр Романов провел в дороге и государственных делах. Все это время он мечтал об одном, увидеть свой парадиз, город его имени – Петербург. И вот, наконец-то, он здесь, и видит, что дело всей его жизни воплощается согласно замыслам.

Несмотря на осеннее время и промозглые сырые погоды, работы не прекращались ни на миг. Всюду стучали молотки и топоры, визжали пилы, а тысячи людей не щадя ни здоровья, ни живота своего, строили парадиз. И каждое утро с самого раннего часа царь убегал в город и носился там до позднего вечера, за один короткий ноябрьский день, успевая побывать и в крепости, и на стройках, и в порту, и на верфях. А иначе никак, ибо везде находились дела, которые он не мог поручить никому иному.

В эти дни Петр старался заниматься государственными делами только по минимуму. Когда речь заходила о мечте, царь становился упрям и никто, включая подругу жизни Екатерину и верного слугу Александра Даниловича Меншикова, не мог его отвлечь. Царь видел плоды своих трудов, и всегда вспоминал, что раньше в этих диких местах не было ничего окромя болот, и только его хотением и желанием, здесь встает город-сказка, которому удивится любой европейский монарх.

Вот и сегодня вечером он вернулся в свой двухкомнатный обшитый тисом небольшой рубленый домишко, и сразу же попал в объятья милого сердешного друга Екатеринушки. Проворная и хозяйственная женщина сразу же принялась накрывать на стол, при этом выговаривая царю:

– Что же ты, хозяин дорогой, так долго? Измучилась я без тебя. Весь день в одиночестве. Все одна, да одна.

– Дел много, Катеринушка, труды и заботы многие. Сама понимать должна. Чай, не с простым человеком живешь, а с самодержцем всероссийским.

Плотно поужинав и полюбезничав с сердешным другом, царь прошел в кабинет, где его уже поджидал секретарь Алексей Макаров. Вид у Макарова был невеселый и царь спросил:

– Что, Алешка, беда, какая случилась или Карлус Шведский опять на нас наступает?

– Нет, государь, Карл Шведский только по Речи Посполитой идет, где на зимние квартиры встать планирует. Все, как и вчера.

– Тогда что?

– Казаки… – выдохнул Макаров.

– Говори, – посмурнел Петр.

– Сегодня бумага пришла, подтверждающая, что отряд полковника Долгорукого на Дону уничтожен, да еще Воронеж взят, да Тульские заводы разорены, да к Липецким воры подбираются.

Царь резко побагровел лицом, рванул ворот рубахи и прохрипел:

– Ах, воры! Воры! Такие известия и в один день. Ведь я приказал Боуру со всем корпусом вдогон за мятежниками Кумшацкого следовать и разгромить их беспощадно.

– То не Кумшацкий. Он только Тулу погромил и с предместьев людишек мастеровых с семьями свел. Бунтовщики на Дону нового войскового атамана избрали, именем Кондрашка Булавин. Собрали силу большую, заняли Черкасск, да прежнему атаману Лукьяну Максимову и верной старшине головы посрубали.

– Как они смогли?

– Пока не ясно, государь…

– Не будет пощады этим ворам. Всех истреблю. А воеводы, скоты толстомордые, неужели не могут сами разбойников одолеть?