Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

– И что будет дальше?

Полковник поворошил в костре угли и в глубокой задумчивости сказал:

– Учить тебя стану, хотя вряд ли ты от меня что-то новое узнаешь.

– Почему?

– Ты Никифор силен оказался. Пять дней с предками был, а столько времени с ними провести мало кто смог. Взять хотя бы меня. Я только тридцать часов спал. А воспитанники мои по трое суток выдержали. В общем, чем дольше ты в первый раз спишь, тем больше полезных знаний и навыков получаешь, и я искренне рад, что не ошибся в тебе.

– А подобные сны могут повторяться?

– Не только могут, но и сами будут входить в твои самые обычные сны, помимо твоей воли. Теперь предки всегда с тобой, а ты с ними. Между вами неразрывная связь на всю жизнь. Ты помнишь о них и живешь по совести, а они помогают тебе и делятся своими знаниями.

– Троян, а ведь я мог и не проснуться.

– Мог, но это редкость. Мы видели кто ты, но не знали, на что ты можешь быть способен. И если бы старая кровь в тебе не гуляла, ты просто вздремнул пару часиков, а затем проснулся, ничего не увидев и не поняв. После этого ты пошел бы в степь. Поискал бы придуманную нами волчью стаю. Разумеется, не нашел бы ее и вернулся бы обратно.

На этом разговор временно угас. Окончательно проснувшийся организм почуял запахи еды, которая хранилась в переметных сумках. Желудок требовательно заурчал и потребовал пищи. Отказать ему не было никаких сил и возможности, а потому вскоре я налег на копченую колбасу, сало и хлеб. Взвары, которыми меня подпаивали, чтобы я во время сна с голода не помер, вещь, конечно, хорошая. Но калорий в напитках немного, а я человек молодой и мне требуется полноценное питание.

Пока подкреплялся, вернулись боевики Лоскута, которые объезжали дозором степь. Все было спокойно, ни ногайцев, ни закубанцев, ни наших казаков рядом не наблюдалось. Насытившись, я снова лег спать, а ранним утром получил свое второе имя, истинное. Что-то, чему я не нашел объяснения, заставило меня проснуться еще до восхода солнца. Все мои попутчики еще спали, или, что, скорее всего, делали вид, будто спят.

Я встал со своей попоны, скинул сапоги и босой пошел по жухлым и пожелтевшим осенним травам, которые были покрыты холодной росой. И так я шел от нашей стоянки до тех пор, пока солнце не показалось своим краешком над горизонтом.

– Гой! – подняв вверх руки и вскинув раскрытые ладони к небу, прокричал я. – Здравствуй мир! Меня зовут Лют!

Молнии в небе не засверкали и никаких знамений не наблюдалось. Самое обычное осеннее утро. Но я знал, что природа-мать, неотъемлемой частью которой являются все люди и живые существа на планете, услышала меня, и слова мои не просто так прокатились по воздуху и рассеялись, а навсегда остались в ее памяти.

Вернувшись к стоянке, а это случилось через час после восхода солнца, я застал сборы. Боевики и Лоскут паковали вещи и седлали коней. Цель поездки была достигнута, я стал иным человеком. Больше нас в этом месте ничего не держало, и мы отправились обратно в Черкасск, где меня ждали учеба и еще более интенсивные тренировки в военном деле, чем прежде.

Войско Донское. Черкасск. 24.12.1707.

В столицу Войска Донского, полковник Лоскут сотоварищи и я, несмотря на плохую погоду и зарядивший дождь, который лил с небес без перерыва, добрались быстро. Я ожидал, что войсковой писарь сразу же начнет обучать меня неким «колдовским» или «ведовским» приемам. Но на него свалилось слишком много дел. Он зарылся в бумаги, которые стекались к нему со всех сторон, а я продолжил свои занятия с Василем Чермным и понемногу помогал полковнику с донесениями от его мелких осведомителей. Другие боевики Лоскута разъехались выполнять секретные поручения своего старшего товарища и начальника.

Теперь, касаемо отца и того обстоятельства, что я встал на путь ведьмака.

Кондрат сразу понял, что внутренне я сильно изменился, все-таки отец, и его это изрядно напрягало. Однако он сделал вид, что относится ко мне по-прежнему, то есть старался воспринимать меня как своего любимого четырнадцатилетнего сына, который является умным парнем, без всяких там колдовских завихрений в голове. И пока между нами все ровно. Однако мелкая трещинка в отношениях пробежала. Значит, рано или поздно, между отцом и сыном должен состояться серьезный разговор.

А в остальном моя жизнь катилась по колее, и ничего экстраординарного в ней не происходило. Тренировки и работа занимали все мое время. А те редкие минуты, когда я мог немного побездельничать, посвящал тому, что пытался разобраться в себе. И это, как выяснилось, дело совсем не такое простое, как может показаться на первый взгляд. Мало того, что во мне две личности, которые слились в одну. Так еще и память предков дает о себе знать. Вроде бы все в порядке. Но нет, во мне происходили постоянные изменения. Поначалу я этого не замечал, а может быть просто не хотел замечать. Про это можно говорить много. Однако если кратко, я стал лучше видеть, слышать, и у меня повысилась скорость реакции. Понемногу и вразнобой – это не сильно заметно, а все вместе сказывалось практически на всем, что я делал.

Впрочем, меня больше заботило иное обстоятельство. Это то, что я стал лучше разбираться в людях. Смотришь на отдельно взятого человека и видишь его насквозь. При этом понимаешь, что это такая сволочь, которую необходимо как можно скорее прибить. А на другого взглянешь, хоть в святые его записывай, душа у человека чистая и незлобливая. Теперь-то понятно, почему многие казачьи командиры так полковника Лоскута боялись. Наверняка, старик всех предателей и двурушников за версту чует. По крайней мере, мне так кажется.

С момента нашего возвращения с Черкасск прошел почти месяц. Жизнь подкинула мне некоторые бонусы, но в целом, как я уже говорил, все по-старому. Время летит незаметно, и в казачьей столице до позавчерашнего вечера, все было спокойно. Именно с этого дня события пошли непрерывной чередой одно за другим, и мой привычный распорядок дня был нарушен.

Началось все с того, что ранним утром 22-го числа у меня родился младший брат, которого назвали Георгием. Событие для всей нашей семьи, безусловно, радостное и знаменательное.

В этот же день, ближе к полудню, в Черкасск вошли пробившиеся от далекого Пскова к родным местам полки Максима Кумшацкого. И прибыли наши казаки не одни, а с тремя тысячами мастеровых людей из Тулы и Липецка. Шестую армию, как условно обозначали войско Кумшацкого, ждали уже давно и встретили, как положено. Большой Черкасский колокол бил во всю свою мощь, и ему вторили малые на сторожевых башнях. В церкви отслужили молебен, а по домам накрыли праздничные столы.

Хороший день был, но вечером радость удвоилась, так как примчался Григорий Банников, который доложил, что все отряды не желающей подчиняться донским законам голытьбы полностью разгромлены. Как вихрь налетел Банников на скопившиеся в Раздорской толпы гультяев и, не долго думая, приказал своим казакам рубить всех, кто не выполнил его приказ разойтись. После чего, самолично, в обход законов и традиций, сменил станичного атамана и поставил своего человека. А прежнего атамана за то, что допустил подобное сборище в своей станице, и не смог уследить за порядком, секли на площади. По докладам, поступавшим в войсковую канцелярию, верховские казаки положили в Раздорской почти тысячу смутьянов. На этом полки Первой армии не остановились, а частым гребнем всего за три недели прочесали большую часть родных верховских поселений, а теперь и за понизовье принялись.